Метрические книги, ч. 2

На этой станице будут представлены личные впечатления автора, сложившиеся после знакомства с метрическими книгами различных приходов, но главным образом всё-таки с метриками Ольгина Креста.

При просмотре метрик и, особенно, статистики, которая приводилась в конце года, очень сильное впечатление производит уровень детской смертности. Половина, а иногда и более, среди умерших — это дети до 15 лет. Например, в 1866 году в приходе родился 101 ребенок, из них, 43 умерло в том же году, кроме того, еще 12 умерли в возрасте от 1 до 5 лет, и пятеро в возрасте до 20 лет. То есть более половины умерших составляли дети и подростки. Часто только записав о рождении младенца, батюшка делал пометку «помре», ребенок не прожил и месяца -- «Бог дал, Бог взял».

В крупных городах в то время даже создавались «Общества борьбы с детской смертностью». Но большого эффекта от этого не чувствовалось. При составлении генеалогического древа было видно, что в семье при просто фантастической по нынешним временам рождаемости от 8 до 12 детей в семье, до взрослого возраста, скажем до женитьбы-замужества доживали лишь 3 - 4. Рассказы о  многодетных крестьянских семьях того времени в России представляются несколько односторонними, так как рождалось действительно много, но и умирало немало.

Суровые условия жизни, недоедание, полная необразованность и, конечно, отсутствие какой-либо, даже элементарной, медицинской помощи — главные причины того, что дети, да и взрослые, при малейшем заболевании оказывались на грани смерти, причем чаще эту грань переходили. Ну, а дело священников исповедать и отпустить душу, и сделать соответствующую запись. А так как врачей рядом не было, то причины смерти указывались «на глазок», например, попадались такие записи - оспой, грыжей, чахоткой, поносом, колотьем, опухоль, кашель, от горячки, от лихорадки, от золотухи, от скарлатины, от простуды, была и такая почти поэтическая запись «слаб родился». При возрасте 60 лет и более, особенно не мудрствуя лукаво, писали: от старости или натурально. Видимо, считалось, что в тех условия это вполне достаточный возраст для завершения жизненного пути.

В бесконечной череде лет были отдельные года особенно заметные в отношении детской смертности. Например, в 1818 году можно говорить о настоящей эпидемии оспы. Тогда от этой болезни скончалось 20 детей в приходе церкви Ольгина Креста и 49 – в приходе Сыренецкой церкви! В основном умирали дети в возрасте 1-3 года, хотя и чуть более старших эта зараза не щадила. Эпидемия затронула практически все деревни Принаровья: Ямы, Кароли, Сыренец (Васкнарва), Ременник, Князь село, Загривье, Скарятина Гора, Степановщина, Омут, Радовель, Кондуши, Переволок, Куйкин Берег, Мокреди. в Ольгокрестовском приходе. Следующая вспышка смертности, связанная с оспой прошлась на 1830 год. 21 случай записан в метриках Николаевской церкви Ольгин Креста, в том числе и 7-летний сын дьячка этой церкви. Значительная заболеваемость оспой зафиксирована в 1842 году. За этот год от неё умерли 28 ребят в приходе Ольгина Креста и 5 – в Сыренецком приходе. Далее приходится отдельно выделять 1868 год. В деревнях, относящихся к церкви в Ольгином Кресте всего от оспы  умерло 44 мальчика и девочки, в приходе села Сыренец – 3 и в Скамье (к этому времени там образовался свой приход) и во Втрое – 5. В 1918 году можно наблюдать очередную вспышку, связанную, по всей видимости, с германской оккупацией Принаровья в этом году. 26 смертей от оспы записано метриках Ольгина Креста, в Сыренце – 2 и в Скамье – 3.

В 1824 году у повышенной детской смертности явно «лидирующей» причины нет, но всё-таки наиболее часто указывалась «горячка», а в 1836 году - оспа, сыпь, кашель. Самым страшным годом был 1840 год, так как в этот год смертность была выше средней в 2 раза, в первой половине года началась эпидемия кори, во второй половине года отметилась «золотуха». В приходе Николаевской церкви Ольгина Креста от кори умерло 32 ребёнка, при чём подавляющее большинство случае в течении марта и апреля. В Сыренце в этот год записей о кори не было.

В 1890-91 годах отмечена значительная детская смертность  от скарлатины, 29 умерших в деревнях прихода Ольгин Крест (деревни Князь село, Дюк Переволок, Загривье, Мокреди, Верхнее село, Радовель, Кондуши, Скарятина Гора, Переволок), 23 смерти в приходе села Скамья (деревни Кукин Берег, Маленцова, Втроя и село Скамья), 14 скончавшихся от скарлатины в приходе Сыренца (село Сыренец и д. Ямы) и еще 7 случаев в приходе села Криуши. В этом последнем приходе в 1892 году записано еще 3 таких смерти.

По своему «примечательным» были июль-август месяцы 1848 года, смертность в эти два месяца была примерно в 3 раза выше обычной, и хотя основной причиной смерти была записана лихорадка, есть основания говорить о заболеваниях холерой (подробнее об этом на этой и этой страницах). Тогда умирали только взрослые люди, в их числе был и Петр Феодоров Быстряков священник Ольгинской Николаевской церкви 30 лет от роду. В августе-сентябре 1853 года была «официально» отмечена эпидемия холеры и, как следствие, повышенная смертность.

Позднее, уже во второй половине XIX-го века, точнее ближе к концу, в Российской империи появился институт земских врачей, который сделал медицину чуть более доступной для крестьян. В 1882 году, кроме земской больницы в г. Гдове, было 2 приёмных покоя, в которых было по врачу и фельдшеру. Надо было проехать или проплыть по реке, как правило, немало верст, чтобы получить срочную медицинскую помощь. Известно, что в Нарве было несколько аптек, некоторое время, фельдшер и аптека в Сыренцах.

В 1898 году было уже 4 приёмных покоя, кроме того, был целый ряд фельдшерских пунктов, ближайший в с. Скамья (фельдшер - Михаил Алексеев), в Нарве была земская больница. В 1905 г. в Гдовском уезде стало 5 приёмных покоя, в которых, как правило, имелся врач, фельдшер и повивальная бабка (иногда акушерка), и также уже 11 фельдшерских пунктов, в Скамейском - заведовал фельдшер Петр Михайлов. К 1914 году там же провизором был Ян Иоганнов Луст.

Естественный прирост населения был очень небольшим, нередки были годы, когда количество умерших превышало количество родившихся. По Ольго-Крестовскому приходу в период с 1808 по 1890 год среднегодовой прирост составлял 24 человека, менее одного процента. Здесь не учтена естественная миграция: кого-то забрали в солдаты и не вернулся, кто-то переехал на заработки в город, невесты переходили из других приходов (и наоборот, уходили в другие места) и другое. Обстановка с детской смертностью стало кардинально меняться к лучшему самом конце XIX-го и начале XX века. По записям в метрических книгах стало видно, что процент детской смертности резко уменьшился, и, как следствие, в разы увеличился прирост население. Теперь уже прибавка народу в приходе 60 и более человек в год не была редкостью. Внедрение, хоть и ограниченно медицины, а, пожалуй, главное, что, хоть еще и не все, но уже довольно значительная часть крестьянства стала грамотной. А значит плоды просвещения, знание элементарной гигиены и основ медицины дали свои плоды.

• Чтение записей в метрических книгах оказалось не самой простой задачей. Иногда с первого взгляда казалось, что-либо понять там невозможно и нет возможно разобрать текст, но постепенно приходил навык в чтении этих записей. Любой текст, написанный от руки, прочитать непросто, учитывая особенности почерка каждого человека, а уж что говорить, если порой текст был написан почти двести лет назад. Хотя надо отдать должное, что в некоторые годы почерк был хорошим, выше всяких похвал;

• Текст местами выцвел, что значительно усложняло задачу. Разобрать некоторые слова в отсканированном варианте, практически невозможно;

• Написание некоторых букв очень сильно отличалось от нынешнего, например, строчная буква «в» писалась практически как в настоящее время пишется буква «д», абсолютно непривычное написание «я» и временами «е». Надо было иметь в виду еще ныне забытые ять, ижицы и т.п. Для понимания написанного очень большую службу оказало то, что топонимы (названия деревень) практически не претерпели изменений за все время, кроме тех, что были переведены на эстонский, но в памяти народа все равно сохранились русские названия. Хотя и в последнем случае могли быть варианты, например, деревня Кукин Берег раньше называлась Куйкин Берег;

• Некоторые имена очень сильно отличаются от привычных в наше время, поэтому некоторые удалось понять, только сравнивая запись об одном и том же человеке в разных местах. Встречались, например, такие довольно экзотические для современного слуха имена - Васса, Матрона, Прокопий, Сила, Соломония, Агафья, Власий, Стефанида, Фекла, Акулина,  Марфа, Домна, Анфиноген, Агрипина, Улиания, Сампсон и даже Иуда. Кроме того, писали имена на слух, иногда, одного и того же человека в разные годы записывали по-разному;

• Орфография или её отсутствие у тех, кто делал записи, за это время сильно изменилась. Впрочем, к этому быстро привыкаешь, на современных форумах народ и похлеще пишет;

• В более ранних метриках, имел место совершенно произвольный перенос слов со строчки на строчку, часто отсутствовали привычные пробелы между словами, окончания слов отмечены ятем, игнорировались заглавные буквы в именах, что иногда не давало возможности понять, где же заканчивается одно имя и начинается другое;

• Надо еще отметить и тот немалый объем материала, который пришлось хоть и виртуально, но пролистать, чтобы практически по крупинке собрать необходимые генеалогические сведения. Только по погосту Ольгин Крест книги с 1802 по 1890 годы составили 3856 страниц, плюс к этому 1918-1926 годы еще 513 страниц. Кроме того, были просмотрены книги прихода Ильинской церкви села Скамья с 1862 по 1891 гг. и 1918-1926 гг. объемом 1354 страницы, и частично книги прихода Ильинской церкви села Сыренец.

При чтении метрических книг бросается в глаза всеобщая неграмотность крестьянского населения. Там, где должны были быть подписи — пустое место. К середине XIX века при церквях начали создаваться церковно-приходские школы, но большинство крестьян считало, что для детей грамота лишнее, только отвлекает от сельхозработ.

Никаких удостоверений личности в большинстве случаев на руках не было. Если же человек ходатайствовал о паспорте (обычно выдавался временный на 1 год) для отхожего промысла за пределами уезда, в метриках делалась пометка, что выдано свидетельство. Отсутствие документов приводило к тому, что часто имена писались на слух, и один и тот человек в разное время записывался под разными вариантами имени или разными именами — Домна, Домника, Доминикея или, например, Феодосия, Февронья. Возраст, который указывался при регистрации брака, записывался со слов молодоженов. Что характерно, когда проверял эти данные по имеющимся записям о рождении, выяснялось, что невесты, как правило, убавляли пару лет (интересно, это у них случайно получалось?). Так же, на глазок возраст писался в записях об умерших, тут разброс мог быть 10 и более лет.

Известно, что могильные кресты часто не снабжались никакими надписями: кому надо, те и так знают, а другим без разницы - все равно безграмотные. Таким образом, память о захоронении предков редко достигала 3-го поколения.

Несмотря на царский Указ 1804 года о создание приходских училищ, реальное их создание продвигалось очень медленно, так как содержаться они должны были за счет помещиков, а в казенных землях за счет крестьян. Ни те, ни другие не рвались вкладывать деньги в образование. В 1846 году на всю Санкт-Петербургскую губернию было 25 крестьянских школ с общим числом учащихся 950. Обучение было доступно к этому времени, главным образом, государственным крестьянам.

К концу XIX-го века ситуация несколько улучшилась, так как на правом берегу Наровы была церковно-приходская школа и четыре школы грамоты. Согласно заполненным в 1923 г. статистическим данным сначала появились школы на левом берегу в Эстляндской губернии - в Сыренце в 1869 году и в Ямах в 1873 году. В правобережном Принаровье первая школа в 1875 году была основана в Загривье. О ней написано в Памятной книге 1898 г. - Земская школа в Загривье (учитель Константин Андреевич Шмаков) с числом учеников в 1896/97 учеб. году - 55. В 1884 году упоминается училище в Скамье с одним учителем и числом учеников 13 мальчиков и 2 девочки. Школа содержалась на деньги от сельского общества. В 1899 году отмечено, что при церкви есть второклассная церковно-приходская школа. При Ольгином Кресте школа появилась в 1884 году. 1893 год отмечен появлением школы в Верхнем Селе. Следующая школа возникла в деревне Переволок в 1895 году. Князь Село обзавелось школой в 1896 году, а Криуши - в 1898 году. В 1905 году, согласно «Описания С-Петербургской губернии 1905 года» на Добручинскую волость Гдовского уезда с населением 4467 мужского пола и 4896 женского была одна земская школа в Большом Загривье (учитель - Баранов Терентий). В 1914 году при описании губернии отмечается, что школы имелись в Скамье (учит. - Илья Елехин, Глафира Александровна Вишневская), Криуши (учит. - Алексей Севериков), Усть-Жердянке (учит. - Наталия Грижичева), в Ольгином кресте (учит. - диакон Николай Котиков), Кондуши (учит.  - Федор Иоаннович Варахтин), Омуте (учит. - Иван Григорьевич Колдунов), Переволоке (учит. - Петр Иванович Платов), Радовель (учит. - Василий Александров), Князь Селе (учит. - Александр Зверев), Верхнем Селе (учит. - Василий Прокофьевич Федотов).

Учитель, вообще, был очень уважаемой и почетной профессией в деревне. К нему шли советоваться по разным жизненным вопросам, особенно, если надо было написать какое-нибудь прошение властям. Они были главными организаторами и вдохновителями культурной жизни в деревнях. В метриках, как правило, всегда указывалась принадлежность к учительству, как знак особого признания.

Один из моих прапрадедов в 1881 году был чуть ли не единственный грамотный на всю деревню, во всяком случае он расписался на прошении за всех односельчан. Где он выучился грамоте, при церкви или ходил в какую-то отдаленную школу, например, в Сыренце или Ямы, мне не ведомо. Прадед был достаточно грамотный, где именно он учился и сколько лет неизвестно (скорее всего это были Скамья или Загривье). Дедушка не сильно продвинулся в плане образования и имел 4 законченных класса, но учился уже в родной деревне. Этот небольшой образовательный уровень распространялся только на лиц мужского пола, большинство женщин получило доступ к образованию только в XX-м веке уже при Эстонии.

Рацевич писал следующее: «До революции Князь-сельская школа, именовавшаяся школой грамотности, имела два класса. Основанная в 1904 году, она была первой в Принаровье и помещалась в простой деревенской избе, совершенно не приспособленной для учебных занятий. Учительствовал в ней местный крестьянин Степан Тарасов, окончивший церковно-приходскую школу. - Неохотно тогда отдавали крестьяне своих детей в школу, - вспоминая рассказывал старик Тарасов,- родители рассуждали, что учиться должны только дети богатых родителей, беднякам в школе делать нечего. И все таки были такие дети бедных родителей, которые по окончании нашей школы наперекор родительской воле уходили учиться за 15 км в церковно-приходскую школу в Скамью, а то еще умудрялись пешком ходить за 30 км в школу в Кривую Луку в Гдовском уезде ...».

Даже к середине 20-х годов XX века оставалось немало безграмотных среди мужской части деревенского населения, не говоря уже о женщинах. В случае необходимости подписи «за неграмотностью» за них ставили другие. Встречались документы, где был отпечаток пальца.

До конца XIX-го века подавляющее большинство крестьян не имело фамилий. В метрических книгах записывали имя собственное и имя отца, например, Иван Иванов (Иван сын Ивана), Семен Михайлов (Семен сын Михаила), Григорий Ефимов (Григорий сын Ефима) — от такого написания позднее и произошло большинство фамилии. Кроме этого, для крестьян записывали место проживания, а именно, какая деревня и какому помещику она принадлежала -- «Вотчина помещика Ханыкова деревни Переволоки крестьянин ...». Только после 1864 года принадлежность к барину перестала упоминаться, хотя крепостное право отменили уже в 1861 году, но тогдашние средства коммуникации, возможно, не позволяли довести эту новость до каждой деревни быстрее.

Надо отметить, что до середины XIX-го века комбинация имени собственного и имени отца давала в приделах прихода практически уникальную идентификацию. Народа жило не так много и, несмотря на, казалось бы, ограниченное количество использованных имен, вариации из двух имен, как ни странно, почти не повторялись. Если же добавить к именам их место жительства, то было однозначно понятно, о ком именно идет речь. В качестве «дополнительного» имени использовались деревенские клички, прозвища, характеризующие какие-либо качества человека. Некоторые из них стали позднее основами для фамилий. Замужних женщин, особенно в возрасте, очень часто назвали по имени мужа - Сидориха (жена Сидора), Харитониха (жена Харитона). Таким образом, при оседлом образе жизни у населения не было никакой необходимости в фамилиях как средстве персонализации.

В середине XIX-го века деревня Переволок и деревня Большое Загривье были вотчиной Действительного Статского Советника Ивана Васильевича Ханыкова (4-ый класс по табеле о рангах). Из других землевладельцев Принаровья того времени, можно упомянуть коллежского ассесора графа Алексея Петровича Коновницина (Омут), графа Штакельберха (Верхнее Село, Князь село, Ременники, Смольницы), бригадирша Нефедьева (Втроя), подполковница Александра Ивановна Трухина (Малое Загривье), подпорутчица Мария Федоровна Забелина (Степановщина), барон Карл Андреевич Врангель (Кароли, Обхонь), помещица Дубровина (Куйкин Берег), Андрей Васильевич Гернет (Чухонский Переволок), казенные владения Его Высочества Великого Князя Константина Николаевича (Скорятина Гора, Кондушь, Радовель, Устье, Жердянка, Долгая Нива, Дюк-Переволок, Скамья), казенного владения Столовой Вотчины г-на Нарвского Коменданта (село Сыренец, Ямы). Как видно из вышеприведенного списка, дворяне имели не только фамилии, но и их имена и отчества были очень близки к современным. Хотя еще в XVIII-м веке отчества с окончанием на «-ич» было привилегией особо родовитых, древних родов, остальные писались, например, так: «Помещика Ивана Яковлева сына Молчанова деревни Омута».

После отмены крепостного права крестьяне какое-то время числились временнообязанными, это означало, что свой земельный надел они еще не выкупили у землевладельца. Приобретать землю помогал специально созданный для этого Земельный банк, который давал деньги на выкуп земли, естественно под проценты. Деревни теперь числились за уездами и правлениями, на левом берегу обычно за мызами. Так деревня Переволок относилась к Добручинскому правлению Гдовского уезда.

Отсутствие фамилий у крестьян относилось, главным образом, к Гдовскому уезду и, в частности, приходу Погоста Ольгин Крест. Только в последней четверти XIX века у отдельных крестьян начинают появляться в метрических записях фамилии. На левом берегу, в Эстляндии ситуация была несколько иная, там к 1850 году уже практически все крестьяне имели свои фамилии. Села Сыренец и Ямы были очень старыми населёнными пунктами, с давними традициями. Сказывалась особая остзейская форма управления губернией, более ранняя отмена крепостного права, а также возможно более качественный учёт населения. В Сыренце в середине XIX века встречались следующие фамилии: Заутин, Абрамов, Реньков, Гуняшин, Расаткин, Томасов, Лупанов, Райбушкин, Менков, Жорин, Трелин, Махов, Ляпчихин.

В Сыренском приходе проживало довольно много мещан, приписанных к различным городам, таким как Нарва, Дерпт, Вейзенберг, Новый Город и даже Ревель. Могла показаться довольно странной такая якобы миграция городского населения в сельскую местность. Позднее прочитал, что жителей некоторых деревень Причудья и левобережного Принаровья специально записывали в мещанское сословие и приписывали к различным городам, в которых они, возможно, никогда и не были. Например, согласно архивного дела в 1803 году в Везенбергское мещанство записали незаконнорожденного Александра, проживающего с матерью в Сыренце. Ссылались при этом на указы и положения 1743 и 1799 гг., если не возможно определить точное происхождение родства - то в мещане. Мещане имели фамилии и записывали их в метрики примерно так: «Василий Леонтиев Колчин мещанин г.Везенберга проживающий в деревни Переволок » (в данном случае имеется в виду «Чухонский» Переволок на левом берегу Наровы).

Кроме мещан, изредка, главным образом, в Сыренце и Скамье, встречались купцы. Купцы имели фамилии, без этого вести торговые дела сложно. Для них обязательно было указание купеческой гильдии, обозначающая финансовое благополучие имярека. В Принаровье обитали купцы 3-ей, низшей гильдии, с наименьшим «уставным» капиталом.

Была еще одна категория лиц, которых обзавестись фамилиями - это солдаты. Иногда мелькает утверждение, что жители Принаровья были свободны от рекрутской повинности. Это касалось только приобретенных земель, т.е. Эстляндии и годом отмены этой привилегии был 1784 год. С Гдовского уезда забривали в армию и до этого срока (об этом можно найти записи в ревизской сказке). Так как фамилий у призванных в армию изначально не было, то образовывались они, как правило, от отчества, их записывали как Иван Михайлов сын, т.е. Михайлов. Обязательно указывалось звание и полное наименование полка к которому приписан, например: «Хвалынского полка отставной унтер-офицер или Афанасий Феодотов сын Сычева»  или «унтер-офицер Санктпетербурского Гренадерского, Короля Фридриха Вильгельма, 111 полка 1-й стрелковой роты». В 1846 году рекрутский набор в Санкт-Петербургской губернии составлял 5 человек с 1000 душ. Срок службы был 25 лет, с 1834 года отслуживших 15-20 лет увольняли во временные отпуска, и солдаты освобождались от крепостной зависимости. Кому идти в рекруты решало деревенское или волостное собрание, это могла быть жеребьевка, но бывало, что в солдатчину отправляли за »дурное поведение», иногда даже в счет будущего набора. Таким образом, сельское общество избавлялось от потенциальных преступников, превентивно очищая свои ряды. После проведения военной реформы в 1862 году (Указ 01.01.1874 г., в котором вводилась всесословная воинская повинность) срок службы стал меньше, 6 лет в армии и еще 9 лет в запасе, во флоте 7 лет и 3 года в запасе. Позднее сроки действительной службы сократились до 3 лет в армии и 5 лет во флоте.  Освобождались от призыва единственный сын, единственный кормилец, по другим льготам, в общей сложности это могло быть более половины от числа призывников. Так как размер армии в мирное время был ограничен, то часто количество подлежащих призыву превышало потребность, и тогда призывники тянули жребий (подробнее о принципах комплектования армии можно читать здесь). После действительной службы, продолжалась служба в запасе, человек по прежнему был приписан в своему полку, хотя и жил уже дома. Количество таких солдат в сельской местности росло значительными темпами. Священник, к сожалению, как правило не считал нужным записывать их место жительства, указывался только полк и звание (рядовой запаса Енисейского Пехотного полка). Супруги солдат назывались солдатская жена или солдатская вдова, они исключались из крестьянского сословия и становились «военными». Например, Евдокия Тихонова вдова Василия Петрова «Ингерманладского Пехотного полка рядовой, умершего по болезни фридрихсгимском военном гошпитале во время шведской компании в 1809 году». Интересно, что фамилии у солдат были зачастую не наследственные, и их дети и внуки опять писались бесфамильно -- так было привычней.

Встречался и такой вариант образования фамилий, как использование в этом качестве отчества отца (имени дедушки). Таким образом записывали себе фамилии, например, учителя выходцы из крестьян. Например, Василий Прокофьев Федотов -- здесь второе Прокофьев это собственное отчество, образованное от имени отца, а Федотов отчество, которое носил отец этого человека. Всё это можно было проследить из родословной этого человека, который позднее взял фамилию Смирнов (подробнее о нём на этой странице).

Следует упомянуть еще и священнослужителей Погоста Ольгин Крест — это Священник, настоятель церкви и дьякон. Были они людьми грамотными, ибо на их плечах и лежала рутина заполнения необходимых бумаг. Соответственно, и фамилии у них появлялись значительно раньше, чем у остального населения. В принципе, это были самые ранние представители местной интеллигенции.