Втроя, ч. 2

Папу звали Василь Васильевич (1903 гр.), а мама – Елена Ивановна. Но она эстонка, перекрестилась, раньше её звали Матильда Йоханновна (1903 гр.). Папа со Втрои её взял. Она жила хуторе, её отец был лесником, фамилия Ба́хвал. Ежовы и Ба́хвал — это моя бабушка, которая замужем за Бахвалом. У него жена умерла (в 1936 г.), её звали Анна — это мамина мама (ур. Йыги), и он женился на Насте. Фамилия Бахвал — это не русская фамилия, эстонская или может быть немецкая, не знаю. …

Братья были у меня. Старший брат ушел в партизаны. Александр 16 лет ему было, он 27-го го года (погиб на реке Растоя 9 марта 1944 г.). И все ребята комсомольцы погибли тогда. Нас эвакуировали, а они ушли в лес. Ребята и он с ними вместе ушёл. Брат погиб в партизанах — не вернулся, а некоторые вернулись. Калбин Сергей – это будет мой двоюродный брат, он вернулся, а они вместе ушли. Многие ребята погибли молодые. Другой брат у меня Василий был 29 года, потом еще один брат Павел 30 года. Сергей младше меня, он 36 года.

Моё имя Калида, а меня хотели Надей, мама говорила, назвать. А крестный, который ушёл за границу, он жил в Нарве. Наверно, татары приезжали концерт был какой-то и он настоял, чтобы меня Калидой назвали. Меня правильно Калисса, я когда исповедоваться, батюшка посмотрел, что Калида — это не православное имя. Пошел посмотрел в книге. Бросил меня, мы тут исповедовались, побежал книгу просмотрел, сказал – Калисса. Меня Калисса правильно, а так везде Калида. А у меня в паспорте, в метриках тоже Калида. Не правильно записано, он сказал. Но так вышло, что я вышла за татарина и фамилия татарская. Наверно, судьба …

Дом в деревне у нас был каменный, он войну пережил. Наши деревни сожгли все, а этот дом остался. Только один край там разбомбили. Когда в деревню въезжаешь влево. Теперь там Вишняковых построенный будет дом. Можно сказать, что богато жили родители. И лес не покупали, лес свой был (7 га). Покос не покупали, продавали наоборот (всего владели 38 га земли). Отцу от родителей досталось. У них лавка была раньше, у бабушки Анастасии (Анастасия Андреевна 1870 г.р.). После войны сохранился этот дом, такой красный каменный из красного кирпича. Там речка проходила, мы купалися, теперь высохла совсем речка. Я и Переволоку немножко знаю. После войны я ездила туда в гости. Вот к Нине (Ежовой) ездила. А первое время они жили во Втрои на хуторе.

Школа была в конце деревни. Деревня была небольшая, там хутора же еще были. Деревня вот так расходилась. Школа стояла на берегу реки в левую сторону. Когда въезжаете в деревню школа была налево. А школа какая была? Такая зала и там были 1-ый, 2-ой, 3-ий и 4-ый класс – все помещались. По парам разложили. А в Скамье там другая, продолжали учиться. Шурик, вот который погиб, он уже в Скамье кончал школу. Я в 40-м школу закончила 3 класса и с 4-го в эвакуацию. Учительница там же и жила. У нас одна учительница (Ней Альма Иоганновна). Она с класса выходила и сразу её комната. Дверь сразу же, она там жила. Она немка, наверно, была. По русски хорошо говорила. Кто с ней родители хорошо, она и с ученика́м хорошо. Мы, как б сказать, богато жили, так она и с нами хорошо. Мы вечером бегаем, зимой. Бегаем, а она проверяет, ходит, чтобы в 9 все спать. Ага! Заметила нас, которые мы в прятки играем всяки. Заметила и значит так: приходим в школу, и она в угол ставит, кто провинился. В угол поставит нас: «Надо спать, а вы бегали!». Провинились ...

Часовня была тут на углу. В середине деревне, школа дальше и наш дом туда. На той стороне, где школа.

У отца брат Гаврила Дубровин (1905 г.р.). Они отдельно жили, у них свой дом был. Один папин брат ушел за границу, когда еще (Леонид, про него рассказ ниже). В России мол всё хорошо, учились там бесплатно, и много ребят ушли за границу. От границы мы жили, ну может, километра два. Наш покос – тут и граница рядом. Как они перешли, сразу он всё пропал. Без вести пропал. Ему было 23 года наверно, не больше ...

Соседи были Шумиловы – это значит слева. А справа жила тётя Мария Коновницына (1874 г.р.). Травины в деревне были. У Шумиловых тоже сын ушел в партизаны. Коля и его расстреляли, вроде русские расстреляли его, по разговору. Вроде как предатель (про него рассказ ниже). Антонов, то есть Ежов Сергей, тоже был в партизанах. Ну, он уже постарше, он уже был комсомольцем.

Видела Тайнову, когда она еще приходила в деревню, такая симпатичная женщина, девушка. Она где-то там на чердаке вроде работала и поймали её и этот разговор нашли.

Столько годов уже много прошло, ой-ой-ой!

Дом у нас был большой. Марья тоже жила в каменном доме на двоих хозяев, Коновницына. Полдома её, полдома наших. Она жила за стенкой, там ход отдельно был. По какой причине, я не скажу. Большая кухня, а потом комната. А как спали? Такая была кровать, ребят ложили спать втроём. Вот Александр в 16, я помню, отдельно спал, а эти все втроём. А я с бабушкой спала. А мама с папой в кухне и еще люлька была. Самые маленькие там, какая-то люлька. Самая младшая 39-го года – сестра Валя. А так всё братья у меня.

Бабушка и в лагеря поехала и пережила всё это с нами. А куда деваться? Всех выгнали немцы. Я хорошо помню этих немцев, в касках таких. Медали какие-то у них, самые такие военные сильные, злые такие, боялись все. Как называлися – я забыла. Вот эти в касках такие, страшно на них смотреть.

Двор был, у нас 4 коровы было, так что мы богато жили. Почему-то считали, что две лошади. Я не знаю, где вторая была. Папа уехал. Осталось в памяти, что было 2 лошади, но в эвакуации осталась одна. В общем очень богато мы, как сказать, по тем временам, что не надо покупать. Люди так жили, что покупали покос, покупали земли, и дрова покупали, а у нас всё было своё.

Вот интересно, хорошо сказать, что хорошо жили. А Шурик ходил в поле в Эстонию. Вася ходил 14 лет, даже младше тоже в поле ходили почему-то. Всех отдавали в поле. Маленькие были нет, а постарше ходили. Если богато жить, зачем отдавать детей? Счас кто отдаст детей в поле? А после войны и я в поле ходила, когда жили в Эстонии. Эстонка пришла, мне было 14 лет, и я вот удивляюсь на родителей, как могли отдать меня в поле, когда метсавеннад («лесные братья») там же были. Могли бы изнасиловать. Поймать бы девочку, убить бы и всё. Отец не заставлял, а она пришла к нам стала просить. Как она хочет. А мне надо было одеться. Пальто они мне перешили там какое-то, костюм такой сделали, обувь какую-то дали. 3 месяца, а 4-ый я уже не ходила. Картошку они еще обещали.

Брат, наверно, в Скамью в школу ходил пешком, это 3 километра, это же не далеко. Вот Нина Ежова говорила, что они, когда во Втрои жили, пешком ходили в школу. После войны Вишняков же был там председателем, дядя Вася. …

До войны лавки не было, только у бабушки раньше была лавка. Называлась лавка, а почему-то не помню, чтобы раньше был магазин.

Про революцию бабушка говорила — один день красные, другой белые придут. Говорит, жили под таким страхом, то белые, то красные – это она так говорила.

Народный дом был, нас детей туда собирали, и мы там играли. И нам там делали какао, подавали. Как детский садик. Все на работы, а детей - в садик.

А потом молодёжь собиралась, гуляли там вечером, когда праздник какой. Танцы делали. Бабка квартиру, комнату даёт, а они там танцуют.

Как раньше жили — не дай Бог! Счас никто не хочет так жить.

Какой-то еще там на хуторе жил. Контовы, тётя Оля Полякова.

Ба́хвалы жили на хуторе, он работал лесником. Земли, наверно, много — я не знаю. Вот они и оказались во Втрои, что лесником послали сюда. И помню еще эстонка была у нас, она ходила, проверяла молоко на жирность. Приезжала и проверяла. Они же сдавали молоко куда-то. Сепаратор был, маслобойка была у нас.

Граница может километра два, а покос был за рекой, сюда мимо реки и туда еще дальше. Я помню, отец с матерью ходили на покос и меня брали, а тогда что, грибов собирает и на костре, такой котёл и суп варят. Хутор назывался (Скородумово), там сарай такой, дом был. Там на покосе сарай был, такой как дом …

У Деше был велосипед, а у нас не было. Дядя Серёжа (1905 г.р.) куда-то ездил, а они за речкой жили. Мы тут жили в деревне, а они за речкой жили Деше. Он приедет, велосипед оставит, а я дядя Серёжа: «Можно?» Научились мы кататься на чужом велосипеде. А машин не видели. Один раз в жизни приехала машина во Втрою, мы как дикари все прибежали, эту машину смотреть. Фотографировались помню, а откуда фотоаппарат был — не знаю.

Вот у Деше радио было. Кто отобрал немцы или русские?

И теперь когда мы эвакуировались, ехали, нам детям говорят: «Смотрите — железная дорога и поезд». Мы и поезда не видели. Дикари дикарями были. Ни машин, ничего не видели.

Был на хуторе мост, можно было на лошади по нему. Во Втрои мост на хуторы, и мост был в Скамью, большой мост, там и машины ездили. Там речка была большая, вроде высохла вся.

Помню отец ходил весной, река разольется, пожни все зальет и щуки там. Он ходит с острогой и собирал этих. Принесет щук. Как вилы они такие — острога.

Своей земли столько, что только успевай всё делать там. Другие ходили, работали где-то. Горбуновой Гали (Евфимий, 1899 г.р.) отец тоже куда-то ходил, мостовую в Таллине. Дядя Вася Вишняков (1900 г.р.) тоже мостовую строил. Это они ходили на заработки, надо было деньги заработать, чтобы хлеб покупать.

Отец ездил в Нарву, наверно, торговать чем-то или что, и привез мне такой детский комод. И одна куколка была мне привезена. Куколку такую, как они называлися, но не тряпошная, не стеклянная, а какие-то такие. Вся деревня ходила смотреть. А игрушки мы собирали, там посудку собирали, помоем там, никаких игрушек, тряпошные игрушки. Единственно комод и эта небольшая куколка. А папина сестра еще с нами жила, она была горбатая — Елена Васильевна. Она портниха, она мне большую куклу сшила. Она с нами жила, тоже эвакуировалась с нами. Потом уже отдельно в Нарве жила.

Когда открыли границу, так помню. 40-ой год, мы на улице бегаем, ребятишки там. Говорят: «Границу открыли!» И столько народу, там встречают все. Прибегаю я домой: «Ой, тётя Маша пришла!» Это бабушкина сестра, она была за границей замужем, 20 лет они не виделись. Наверно, Козлов Берег. Она замуж вышла, когда границы не было. И закрыли границу, и она там осталась. Оказывается она уже пришла к нам в дом. Народу много, встречаются, разговоры. Вот это я помню, день радостный такой – встретились. Раньше как границу же не давали вообще ничего, не знали ничего, ни писем, ничего. Так папа говорил, косят они и граница рядом. И мы, говорит, слышим, как говорят там через границу пограничники. А так ничего. ...

Немцы не сразу пришли. Под страхом в деревне немцев встретили. И в лесу были — это были в лесу, прятались, всяко было. А потом из лесу. И главное, что немцы у нас интересно было так, что немцы, потом русские почему-то были, потом опять немцы — не знаю. Нарова же было им ни как не перейти, как они попали.

Отец при немцах был старостой, выбранный староста. Ему русские ничего плохого не сделали, как обычно русские. Я помню, немцы Вишнякова забрали. Вишняков дядя Вася забрали, а его жена — это папина сестра (Параскева 1907 г.р.). И папа ходил хлопотал у немцев, чтобы его выпустили. По-моему, выпустили, не расстреляли, он сохранился. Потом Деше, тоже папина сестра за Деше замужем (Елизавета 1909 г.р.). Деше немцы забрали, он в армии служил, утонул, там через пароход в Таллине перегружали, он утонул вроде. Не знаю …

Нас эвакуировали когда, мы были в школе. Не сразу, наверно, часов в 12. Учительница, я помню, пришла Альма Ивановна: «Идите домой!». Она же не сказала какая причина или что. Мы пришли домой, уже стемнело. Это в феврале, по-моему, было. Мы пришли, вроде. Ребятишкам что – радостно, что не в школе. Приходим, тут 2 часа всего на сборы. Маме 40 лет и надо было столько ребятишек собрать и еще там. Это ужас! А папа уехавши был из деревни, много было уехавши на мельницу в Олешницу. А мама осталася с нами, и лошади нету. Одну корову запрягли, повезли. А мне еще дали корову держать, везти тоже. У нас две коровы было.

Мы через Чудское озеро пошли, а уже вода была. Почему-то лёд был и вода была. Я в валенках и по мокрому. И мы в Сыренце ночевали. А потом с СыренцА пошли, по лагерям погнали нас, был такой приказ помню. Папа нас встретил, лошадь такая уже усталая. Зато мы голода не видели, хлеба было полно. Только молоть надо было. 

И эстонцам был приказ, что никто ночевать нас не пускал. Мать, хотя эстонка, но никто не пускал. Мы просим, зимой было, холодно. Ночевать никто не пускает. Одна семья пустила нас, нас накормила, всех уложила и потом мы утром опять пошли к немцам, туда собираться. Так один работник догнал, и даже денег нам дал, что такие бедные. Не все такие эстонцы плохие. Мать по эстонски умела, а если б не умела – вообще …

Потом нас в лагерь, а сестра еще и брат маленький. В лагере у нас было две коровы и лошадь. И мама эстонка, она и по-эстонски хорошо разговаривала. Она говорит: «Если мы вернемся, вы отдадите нам корову и хлеб». Они остались у эстонцев. И нас в лагерь туда-сюда. Мы по лагерям были, и в Пюхтицах, и в Йыгеве, и под Таллином где-то там еще лагерь был. Еще в Литве какой-то лагерь. Хотели в Германию отправить нас, как обычно, но не попали. Отец выставил нас, что мы все больные с чесоткой. И немцы отказались. Вот почему отец в армию не попал, ни в русскую, ни в эстонскую, ни к немцам – ему 40 лет уже было. Не знаю, не попал он в армию. И в конце концов, когда мы с лагеря вернулись, нас выхлопотал дядя, папин брат, чтобы работать, эстонцам помогать — в работники. И нас выпустили с лагеря. Они пошли к этому эстонцу, которому отдали хлеб. Он отдал нам корову и хлеб. Мы так богато жили после войны, не голодали. Отец смолол, он успел не смолоть до этого. А когда отдали, сходил смолол. И немцы давали нам, как эти, карточки что ли на каждого человека. Нас 8 человек. И сыра давали, мама пойдет – принесет головку сыра. Масло давали, хлеб был, корова была, чего нам было не жить! Люди голодали, и траву ели и всё. А я и в лагере была, и я не голодала. Как они кормили? – кормил нормально. В Литве нормально кормили, когда мы там были, вроде гороховый суп давали. А в Таллине дали в лагере баланду какую-то, что опухали все с этой баланды. Там ложку чайную сахара, повидла ложку чайную и поллитра на день этой баланды. У меня был хлеб, мололи там, делали хлеб сами. Пекли хлеб даже, какая-то печка была. Но побираться я не ходила. Ходили мы к эстонцам через эту проволоку выйдем оттуда, выбежим, чтобы идти что-нибудь попросить у эстонцев. А ничего не попрошу. Стыдно было в 12 лет просить.

После войны мать не захотела обратно ехать в деревню. Некоторые уехали в деревню, а она в Нарву. Говорит надо и на покос и детей – всё надо. Раньше было столько работы и всё вручную!

У Калбиных тоже в партизанах Иван не вернулся (погиб 06.02.1944 г.), а Сергей вернулся. Два сына ушли в партизаны. Колю расстреляли Шумиловых, русские расстреляли, тоже в партизаны ушел. А отец вроде партизан предал. И его посчитали как предатель, такой разговор был (о нём подробно ниже).

20 октября 1938 года на дороге в Гостицы советские пограничники задержали троих нарушителей границы: Шелехов А.Н., Сальников А.З. и Дубровин Л.В.

На допросах Дубровин сообщил про себя следующие сведения: он родился 7 апреля 1913 года в дер. Втроя Скарятинской волости, окончил 4 класса местной школы. До 1933 года проживал в деревне и занимался сельским хозяйством вместе с матерью Дубровиной Анастасией Андреевной и братом Василием Васильевичем.  В июне 1933 года вместе с товарищем Бурешиным(?) Леонидом Васильевичем, с разрешения Эстонского правительства, выехали на работу в Латвию в местечко Кяру. Там они до ноября работали в качестве чернорабочих у местного помещика. После чего вернулся в деревню и снова работал в своём хозяйстве. С 17 января по 5 декабря 1934 года проходил срочную службу в Нарве в 3-й батареи. После армии вернулся опять-таки в родную деревню. Как сообщал Леонид: «... в деревне мне жить не хотелось, т.к. наше хозяйство не удовлетворяло моих потребностей». В марте 1935 года он уехал на заработки в Таллин, где устроился на работу по строительству шоссейной дороги, которую финансировала Таллинская земская управа. В ноябре 1937 года, получив расчет, переехал в Кохтла-Ярве, где поступил на работу в качестве забойщика на сланцевые разработки. Там он зарабатывал 60-65 крон в месяц - прямо скажем не самая достойная плата за тяжелый труд (сравните с зарплатой на строительстве молов). Вот как Дубровин описывал свою работу: «К русским смотрели с презрением, посылали на плохую работу по колено в воде, не давали много заработать, если больше заработаешь, то с меня срезают срезают работы на половину, если станешь говорить, что не верно, то десятник предлагает сразу расчет».

Относительно размера хозяйства своей матери Дубровин дал следующие сведения: дом с надворными постройками, одна лошадь, 3 коровы, бык, 3 овцы, 3 свиньи, 4 га пахотной земли  и 30 га - луговой.

На вопрос следователя о родственниках Леонид Дубровин по памяти выдал весьма обширный список с указанием имён-отчеств и возраста:

1. Мать Дубровина Анастасия Андреевна, 65 лет

2. брат Дубровин Василий Васильевич, 40 лет

3. брат Дубровин Гаврила Васильевич, 32х лет

4. зять Вишняков Василий Никандрович, 35 лет

5. сестра Вишнякова Праскева Васильевна, 30 лет

6.  зять Деше Сергей Константинович, 32 лет

7. сестра Деше Елизавета Васильевна, 27 лет

8. сестра Дубровина Елена Васильевна, 43 лет, проживает в местечке Изык.

9. Тетка Лермонтова Агрипина Андреевна, 60 лет, проживает в селе Скамья.

10. Тетка Ряутцеп (Рятсеп) Татьяна Николаевна, 50 лет, проживает на хуторе Втроя.

11. Двоюродный брат Новожилов Леонид Александрович, 23 года

12. Двоюродный брат Буров Николай Яковлевич, 27 лет (не понятно о ком идёт речь)

13. Двоюродный брат Буров Иван Алексеевич, 35 лет

14. Двоюродный брат Буров Василий Алексеевич, 24 года

15. Двоюродная сестра Лермонтова Антонина Васильевна, 28 лет

16. Двоюродная сестра Пилова Раиса Яковлевна, 32 лет

17. Двоюродная сестра Деше Анна Васильевна, 35 лет (тут что-то напутано)

18. Двоюродный зять Пилов Александр Васильевич, 37 лет

19. Двоюродный зять Гулов Егор Ефимович, 30 лет

20. Двоюродный зять Деше Александр Константинович, 45 лет.

21. Двоюродная сестра Горстова Екатерина Яковлевна, 20 лет, проживает в Кохтла-Ярве.

22. Двоюродный зять Горстов Василий Иванович, 26 лет, проживает в Кохтла-Ярве.

Более чем исчерпывающий список, видимо, только совершеннолетних родственников дополнен теми, кто жил на тот момент в СССР.

1. Тетка Бурова Мария Андреевна, место жительства неизвестно, вышла замуж до революции.

2. Двоюродный брат Буров Александр Алексеевич, 28 лет. Ушел из Эстонии в СССР в 1930 или 1931 году.

3. Двоюродная сестра Бурова Лидия Алексеевна, 26 лет. Так же бежала в СССР вместе с братом.

Относительно подробностей подготовки к переходу границы Леонид Дубровин рассказал следующее: 6 октября к нему на квартиру пришел Сальников Александр Захарович, уроженец д. Ямы. В процессе беседы с ним о делах насущных и тяготах бытия Дубровин в поисках лучшей жизни предложил уйти в СССР. 15 октября они вместе съездили в Таллин за какими-то покупками. Там встретились с Шелеховым Андреем Петровичем (также из Ям) и поделились с ним своим планом. Тот ответил согласием, но просил только подождать его до завтра, ему хотелось напоследок получить заработанные деньги. В итоге они встретились 17 числа в Нарве и оттуда на пароходе добрались до Омута. Оттуда через Скарятину пошли во Втрою, там заночевали у Василия Дубровина. Цель «путешествия» этой компании не была совсем уж тайной, об этом знали братья Василий и Гавриил, которые всячески отговаривали от этого опрометчивого поступка. Зато муж сестры Василий Вишняков наоборот агитировал и приводил аргументы «за».  Кроме того, еще в Кохтла-Ярве в это дело были посвящены Мухатов Михаил из Кондушь и Голубев Флориан Павлович из Верхнего Села.

Утром 18-го октября троица перебежчиков направилась к деревне Кондуши, где планировала перейти границу. Однако, побродив по лесу и болоту, границу эти «следопыты» так и не нашли. Переночевав в сенном сарае, они пошли в сторону Втрои, в хорошо знакомые Дубровину с детства места, и уже там через лес перешли госграницу СССР.

На допросах следователь пытался выяснить цель перехода границы - не «засланный ли это казачок». Может настоящая цель шпионаж, а не поиск лучшей жизни, как утверждал Леонид. Впрочем, он всячески отрицал злые и скрытые намерения. Кстати, о жизни в СССР Дубровин узнавал, читая газету «Правда». Её, видимо, вполне легально можно было купить в то время в Эстонии. Свою роль в пропаганде советского образа жизни сыграло и радио, передачи которого Леонид слушал в Кохтла-Ярве. 

Судили Леонида Дубровина 22 марта 1939 года в Пскове. Скорый и справедливый советский суд за незаконное пересечение границы приговорил его к 3 годам лишения свободы. В самый разгар репрессий это представляется весьма небольшим наказанием. О его дальнейшей судьбе Дубровина ничего не известно. Судя по всему, его товарищей Сальникова и Шелехова всё-таки сумели обвинить в шпионаже по ст. 58-6, и соответственно они получили более весомое наказание.

11 марта 1944 года в селе Козлов Берег пограничной заставой НКВД был задержан Николай Шумилов, который назвался партизаном. При этом нормальных документов у него с собой не имелось, а фамилию командира отряда позабыл. Кроме того, он заявил, что завтра пойдет обратно в Эстонию, т.е на территорию всё еще находящуюся под немцами. При себе у Шумилова имелось: свидетельство об окончании национальной школы, рабочая книжка, выданная немцами, карманные часы, бумажник с 1100 немецких денег, икона, ложка, 2 индивидуальных пакета и винтовка образца 1891 г. Всё это не могло не вызвать подозрение у правоохранительных органов. Правый берег Чудского озера освободили буквально только пару недель назад, левый еще оккупирован немцами, а тут разгуливает по деревне с оружием молодой парень. Ситуация требовала, как минимум, тщательной проверки. При задержании Шумилов сопротивления не оказывал, но выглядел растерянным.

Кстати, сумма в 1100 (писали рублей) представляется весьма значительной — это была очень хорошая двухмесячная зарплата. Позднее при Шумилова в Ленинградскую тюрьму этих денег среди передаче личных вещей уже почему-то не оказалось. Первоначальным местом содержания был город Сланцы.

Сразу после задержания Николай Шумилов сообщил про себя следующие сведения: учился в 4-ом классе до весны 1941 г., при немцах работал в хозяйстве матери, а с декабря 1943 года эвакуировали вглубь Эстонии, где жил до февраля. Социальное положение из крестьян. Отец имел 4 коровы, 2 лошади, 3 борова, 5 овец, 8 кур, дом с 4-мы постройками и 14 гектар земли. Мать Шумилова Раиса Ивановна и брат Валентин 1933 г. на тот момент жили в дер. Катазе. В Эстонском партизанском отряде (названия и командира не знал) он пробыл с 19 февраля 1944 г. по 10 марта 1944 г. Отряд был разбит 28-29 февраля, и 27 человек вернулись в дер. Козлов Берег Гдовского района, а из неё перешли в дер. Рубцовщина. Сам же Шумилов 11 марта ушёл обратно в Козлов Берег к знакомым. В декабре 1943 года его и отца немцы хотели призвать в армию, и тогда они ушли в партизаны. В это время как раз партизанский отряд занял деревню Катазы. В марте 1944 года немцы отца поймали и расстреляли, как партизана. Отряд Николай покинул самовольно, в д. Козлов Берег жил у сестры деда Прасковьи Ивановны (фамилию не знал).

Уже тут в показаниях Шумилова бросается в глаза явная несуразица. В декабре 1943 года он жил в своей родной деревне Втроя, а эвакуировали население только 31 января 1944 года. 19 февраля эстонские партизаны еще только собирались на территорию Эстонию, а значит Николай ни как не мог вступить в их ряды. В возрасте 16 лет никто ни в какую армию не призывал. Чуть раньше он сообщил, что в партизаны попал 19 февраля 1944 года, чуть позднее в декабре 1943 года якобы, чтобы избежать мобилизации. Никто отца Николая — Ивана Шумилова не расстреливал. Довольно много не стыковок для первого даже еще не допроса, а всего лишь опроса.

И вот буквально через несколько дней корявым детским почерком Николай Шумилов пишет некое признание, а фактически обвинение на себя. Приводится полностью с соблюдением оригинальной орфографии:

«В средине декаб. мес. 1943 год ко мне в дом вместе со своим помощником Селевом сошол начальник омокайце Янсалу, который был надет в Эстонскую форму, на погонах имел две золотые звездочке. Вблезе со мной присутствовал ево помощник. Янсалу предложил мне служить в ома кайтце. Но так-как принимают членом омакаецов по рекомендации других. Или лично зарекомендовавшие себя то Янсалу предложил мне в какой либо в партизанский отряд. И доложить ему о месте ево положения зато Янсалу обещал мне и моей семье хорошо положение, а после войны мне хорошой пост. Об там должен доложить ему первого марта 1944 года. Я зделал это но доложить ему ни мог так как отряд которому я пристал 21го февр. был немцами окружен и групами выходила в марте месеце на советскую тириторию, с одной из таких груп вышел и я 4 марта на деревню Козлов Берег. Шумилов Иван 17/III/44 г.»

Вряд ли юный Коля понимал, что за бумагу он пишет. Ему довелось прожить всего один год при советской власти и, конечно, он не имел никакого представления о том, как работает репрессивная система страны Советов. Понятно, что на Шумилова оказали давление, но, с другой стороны, он написал признание не под диктовку, а самостоятельно. Следователь не мог знать указанных имён и приведённых там подробностей. Остается только гадать сколько фантазии, а сколько всё-таки правды заключил юный Николай в этих строчках.

В тот же день проводится уже подробный допрос. Теперь Шумилов рассказал, что 21 или 22 февраля к ним в деревню Катазе пришел Сергей Ежов, который был в партизанах и пригласил его вступить в их отряд. Шумилов на это дал согласие, так как уже имел задание от начальника «Омакайтсе» Янсалу проникнуть в партизанский отряд, чтобы выявить его местоположение. По просьбе следователя Шумилов описал, как выглядит Янсалу и как именно он вербовал: Янсалу Ивану около 45 лет, уроженец д. Тещино, имел большое зажиточное хозяйство. До войны был членом «Кайтселита», а при немцах вступил в ряды «Омакайтсе», где стал начальником. Последнее время жил в Катазе. В середине декабря 1943 г. Янсалу пришел к Шумилову и стал уговаривать вступить в «Омакайтсе». При этом говорил, что Красной армии в Эстонии не бывать, и победа всё равно будет за немцами. После войны пообещал хорошее положение и должность. Поставил задачу проникнуть в партизанский отряд, а об исполнении доложить 1 марта. Если же этого не будет сделано, то возьмет под конвой всю семью. С Янсалу Шумилов встречался около 5-6 раз: 2 раза в Катасе, раз в Усюкула и последний раз в Курголово 5 февраля. Следователь пытался найти какие-то мотивы в действиях Шумилова, мол из Козлова Берега тот хотел вернуться в Эстонии, так как Янсалу не даст житья его матери. Шумилов сказал, что он один возвращаться не хотел, а только с партизанами. Почему именно так — осталось не понятно.

Через неделю на следующем допросе, который теперь уже проводился в Ленинграде, подследственный Шумилов сообщил, что до начала декабря он жил в деревни Трои (следователь записал именно так). В декабре получили распоряжение эвакуироваться и поехали в деревню Олешница. В Олешнице прожили до первых чисел января 1944 года и тогда прибыли в деревню Катазна. Почему-то вся хронология у Николая Шумилова сместилось на два месяца. И это он вспоминает не спустя годы, а всего лишь через пару месяцев. После это рассказывает, что 5 или 6 января 1944 года его отец Иван Егорович получил повестку о мобилизации в немецкую армию. Чтобы не идти в армию, он ушёл в лес и пробыл там дней десять. Когда вернулся примерно 18-го января, то его арестовали 2 немца и один эстонец в форме «омакайце». При том Шумилов путается: то он этого эстонца не знает, то вдруг под определенным нажимом следователя заявляет, что это Янсалу. Отца в тот же день отправили в д. Курголово, что в 8 км от Катузи и там 18-го февраля казнили. Зачем Николая надо было «хоронить» отца — совершенно не понятно. Кроме того, он не может определиться, когда именно «расстреляли» отца — сначала говорил, что в марте, потом в феврале. Следователь это подмечает и пытается как-то «разрулить» ситуацию с датами.

Начинается разговор о партизанском отряде. Шумилов сообщил, что в отряде было 144 человека. На третий день, как он попал в отряд, их в районе д. Почек окружили немцы. 27 человек, в том числе и юный партизан Николай, отбились от остальных в районе деревни Катазу. Затем направились на Курголово, там переночевали, перешли через Чудское озеро и 4-го марта вышли на Козлов Берег, оттуда пришли в Гдов, там провели дня 3, затем в Рубцовщину, где нашли еще человек 15 эстонцев-партизан. Что за населенные пункты «Почек» и «Курголово» – выяснить не удалось.

Шумилов сказал, что в Катазне у него остались родственники: мачеха — Раиса Ивановна, 33 года (родная мать умерла в 1937 г.), дедушка Егор Федорович Шумилов, бабушка — Мария Сергеевна, дядя Травин Петр. Вдруг «выяснилось», что отец был коммунист и председателем колхоза.

Про 1100 оккупационных денег, обнаруженных при задержании, Шумилов пояснил, что заработал их вместе с матерью. На какой именно работе — не уточнил.

В какой-то момент, продираясь сквозь путанные и постоянно меняющиеся показания Шумилова, следователь спросил про самые первые признательные показания от 17 марта: «Вы были в полном здравом рассудке, когда давали их?». Ответ подследственного: «Да, в полном здравом рассудке». Последовал вопрос: «Вы их давали вполне свободно, добровольно, без принуждения?». Ответ: «Да, добровольно, без принуждения». Судя по всему, какое-то зерно сомнения в том, что говорил Шумилов у следователя имелись. Ему безусловно приходилось допрашивать не одну сотню людей, все они старались выкрутиться, скрыть свою хоть малейшую связь с немецкими оккупантами, а тут юноша фактически доносит сам на себя.

Далее Шумилов сообщает, что, встретив среди партизан своего знакомого Сергея Ежова, рассказал ему о полученном от Янсалу заданиях. Ежов посоветовал остаться в отряде, но никому не рассказывать об этом. Ежов не особенно поверил этим признаниям, если они, конечно, были.

Так же Шумилов рассказывал следователю, какие сведения о расположении воинских частей и партизанских групп ему удалось узнать на правом берегу Чудского озера. Всё это он собирался в будущем донести Янсалу. Масштаб его «шпионской» деятельности рос на глазах!

Одних показаний задержанного, видимо, было недостаточно и 25 марта проводится допрос свидетеля Шувалов Александра Алексеевича, 1918 г.р. боец парт. отряда ЭССР: «До оккупации проживал в дер. Втроя вместе с родителями, где занимался хозяйством. До момента оккупации немецкими частями вол. Рая в дер. Втроя никакой мобилизации не производилось. В виду быстрого наступления немецкой армии … я не успел эвакуироваться. Деревня Втроя была оккупирована немецкими частями 18го июля 1941 года. Первые 2 недели я и большинство местного населения скрывались в лесах, после решил перебраться в деревню Втроя, где проживал работая дома, до момента моего ареста эстонской политической полицией 17го марта 1942 года.

Мне известно, что я был арестован по доносам местных русских жителей состоящих в организации "Омакайтсе", обвинение было предъявлено в том, что при Советской власти в Эстонии был активным сторонником советского строя … .

Вместе со мной были арестованы Зыбин Петр лет 35, Соколов Михаил лет 45, Калбин Василий, Муратов Иван лет 30, Медведев Матвей. Из других деревень: из Радовель — Тумалевич Василий и его брат, Семейный Егор, Пушкарев Анатолий из Заборовье, Радмер (Рандмар) имени не знаю …

Шумилов Иван Егорович 32 года и его сын Николай Иванович 15 лет в «Омакайсте» не состояли. По их доносу арестовали 3 скрывавшихся красноармейца. …

После моего ареста я был направлен вместе с другими в гор. Нарва, где был помещен в Вестервальскую тюрьму в камеру №8. В камере находились: Калбин Василий, Букетов Алексей, Муратов Иван, Соколов Михаил и Жуков Афанасий. Кроме того, Николаев 17 лет, брюнет, высокого роста, урож. Ораненбаума. Примерно в конце апреля м-ца 1942 года он на самолете вместе с другими были выброшены на парашюте, где были пойманы эстонцами и переданы немецкому командованию ...

Меня допрашивал политический полицейский Арусаар или Орусаар. Проживал в вол. Рая в дер. Загривья или Скарятине. Второй раз меня допрашивали в концентрационном лагере на Кренгольмском болоте около гор. Нарвы. Допрашивали эстонцы из политической полиции.

Из Нарвской тюрьмы в июне 1942 г. я был направлен работы на Кренгольмское болото, где проработал до 4го сентября 1942 г. после чего снова в Нарву, откуда 11го ноября 1942 г. направлен в Таллин, где находился в "Батарейной" тюрьме около моря. Спустя 2 недели я был направлен в концентрационный лагерь в имение Костивере (25 км от Таллина), где работал до 16 марта 1943 года. Был снова направлен в Таллин, откуда 17го марта был освобожден и получил разрешение выехать домой, куда прибыл 20го марта 1943 года.

После освобождения из тюрьмы я проживал у себя дома в дер. Втроя, где занимался крестьянством. В ноябре 1943 г. к Курмину Андриану Андреевичу в дер. Переволок пришли эстонские партизаны месте с сыном Курмина Михаилом, который с возникновения войны служил в Кр. армии и вместе с частями в 1941 году был эвакуирован вглубь Сов. Союза. Так как Курмины были моими дальними родственниками и знали о моей враждебности к эстонским кулакам и немецким оккупантам, то я был позван к ним в гости. В дальнейшем я неоднократно оказывал помощь партизанам, которые часто ночевали у меня дома, а также получали от меня различные сведения. Через них я же получил указания, в случае необходимости, о переходе в их партизанский отряд.

31го января … из-за боязни быть арестованным немецкими властями за распространение антифашистских листовок, я вместе с Калбиным Сергеем Федоровичем и Дубровиным Александром Васильевичем решили перейти к партизанам. С этой целью 31.01.1944 г. мы пришли из Втроя в дер. Орёл, где через Васильева Леонтия связались с партизанским отрядом.

Из дер. Втроя в … отряде находились: Калбин Иван Федорович 1928 г.р., Ежик Анатолий Александрович 1927 г.р., Илуканен Владимир 22 г. финн, Ежов Сергей Антонович 1918 г.

… В 1943 году по доносу Шумиловых были арестованы 3 красноармейца, которые пробирались через линию фронта на территорию Сов. Союза. От партизана Градова Валентина … мне известно, что Шумилов Н.И. находился в одном партизанском отряде. …

При наступлении Красной Армии на территорию Эстонии, немецким командованием был отдан приказ о эвакуации всего гражданского населения вглубь Эстонии. Для этой цели в прифронтовые деревни были высланы специальные отряды, состоящие из членов … "Омакайтсе", а также немецкие части. Для эвакуации в дер. Втроя было дано 2 часа времени. На следующий же день деревня Втроя была сожжена. Большая часть населения была из Втрои эвакуирована и лишь незначительная часть скрывалась в лесу …

В сравнении с 1942 годом в 1943 году нормы поставок были значительно уменьшены. Так например: мясо — 50 кг на 3 га земли, молока — 950 л с коровы в год, яиц — 60 шт. на 1 га пахотной земли, шерсти — 1 кг с каждой овцы, сена — 6-7 пуд. с гектара сенокоса, картофеля — 750 кг с 0,3 га земли. Несмотря на уменьшение, население все же не было в силах выполнить все нормы, за что подвергалось различным репрессиям и угрозам.

В тюрьмах с продуктами питания было в особенности тяжелое положение. Так например в день на человека давали: хлеба — 300 гр, картофеля — 4-5 шт., супа — 1 литр, кофе — 0,5 литра, 1 литр вечером кипяченой воды и немного соли». Упоминавшийся Август Алусаар до войны служил в Принаровье пограничником.

3 апреля 1944 года Николая Шумилову предъявили обвинение: «в период оккупации Эстонской ССР немецко-фашистскими войсками встал на путь предательства и измены Родине». И далее про то, что его направили в качестве тайного агента к партизанам. На тот момент других обвинений не выдвигалось, хотя и этого было не мало.

И в тот день относительно Шумилова допрашивали гр-на Александр Александрович Pоом, который в тот момент сам находился под следствием, ему предъявлялось в вину сотрудничество с оккупационными властями. Вот, что он сказал: «В период немецкой оккупации Шумилов служил в организованном немцами отряде "Омакайтсе"…. со слов односельчан, кого именно не помню. Кроме того я лично видел Шумилова с белой повязкой «Омакайтсе» на рукаве, вооруженного винтовкой и имевшего на поясном ремне сумку с патронами, т. е. патронташ. … Примерно в конце середине 1942 г. видел я его очень часто, в селе Скорятино». Без сомнения, на подследственного Роом оказывалось давление, но, судя по всему, именно его показания стали краеугольным камнем в тех «преступлениях», о которых стал затем рассказывать Шумилов. В дальнейшем Александр Роом был осужден на 8 лет лагерей.

5 апреля очередному следователю НКГБ ЭССР Шумилов вдруг признаётся, что членом «Омакайтсе» состоял с июня 1943 года. При чём вступил туда по совету своего отца, который там состоял еще с 1942 года. Две недели назад Шумилов-старший был со слов сына коммунистом и вдруг стал прямо на противоположную сторону. Николай вспомнил, что ему выдали винтовку и 10 патронов, а также белую повязку с номером 151, а отца будто бы номер 105. Неким его наставником являлся Эмиль Селев, который приехал в деревню Втроя в августе 1941 года. Тот объяснял, что член «Омакайтсе» должен вести борьбу с партизанами, задерживать всех подозрительных и лиц без документов, которых требовалось доставлять к командиру отряда. Селев научил как обращаться с винтовкой, разбирать и собирать её.

Шумилов рассказал, что ему пришлось 2 раза дежурить на бывшей границе и несколько раз патрулировать в своей деревне. Один раз он задержал женщину, которая оказалась нищей из дер. Ребинкино Ленинградской области.

На допросе 7 апреля у следующего следователя Николай Шумилов рассказал, как он якобы предал партизанский отряд, который был разбит 23 февраля 1944 года на хуторе в 4 км от дер. Олешница. Командир отряда послал в разведку сына мельника, который взял с собой Шумилова, так как только у него дескать была гражданская одежда, а именно черная шуба. Они пошли к направлению к хутору, не доходя метров 100, напарник взял у Николая винтовку, и тот под видом прохожего направился дальше. В доме были 2 эстонца, которым юный партизан без всяких сомнений рассказал, что в отряд его заслали со специальной разведывательной миссией. Затем доложил численность, вооружение и местоположение партизан. Эстонцы куда-то позвонили по телефону (оказывается телефон в 1944 году был чуть ли не на каждом лесном хуторе!). Приехали две грузовые машины с солдатами. Шумилову предложили сходить и привезти на хутор командира отряда, дескать хозяин желает с ним поговорить. Вместе с Шумиловым пошли еще 2 немца и 2 эстонца. Затем они опустили его одного, велев не оглядываться назад. Вдруг началась перестрелка, Шумилов побежал в лес, там он нашел группу из 26 партизан 1-ой бригады. Его спросили: «Где его оружие?» – ответил, что бросил. Несколько дней они бродили по лесу, два раза заходили на какие-то хутора, а 3 марта вышли на берег Чудского озера, перешли его по льду и 4 марта в 8 часов вечера прибыли в деревню Козлов Берег. Откуда потом при аресте у Шумилова появилась винтовка, никаких объяснений не прозвучало. Если до этого, он хоть и был вроде бы завербован, и у него были только намерения, то теперь неожиданно появились и весьма конкретные предательские действия.

На следующем допросе зашел разговор об односельчанине Александре Шувалове. Шумилов пояснил, что до 1937 года Шувалов жил в гор. Нарве и работал на фабрике. В Нарву уехал примерно в 1932 году, часто приезжал в дер. Втроя к своим родителям и жил по 2-3 дня, после чего вновь уезжал в город. В 1937 году после смерти отца, Шувалов приехал в Втрою и стал жил с матерью. Занимался сельским хозяйством. Часто пьянствовал и 1 раз подрался на ярмарке в пос. Сыренец. После установления Советской власти в Эстонии Шувалов в дер. Втроя организовал комсомольскую организацию и руководил ею. Агитировал население организовывать колхоз, затем сам записался туда. Весной 1942 года Шувалов вступил в организацию «Омакайтсе» (и это не смотря на то, что его в это время арестовали, как сторонника Советской власти!). Ходил в секрет на границу, патрулировал на шоссейной дороге. Селев рассказывал, что Шувалов на границе застрелил 2 или 3 военнопленных Красной Армии, бежавших из немецкого плена, много задерживал на границе неизвестных лиц. В январе месяце 1943 г. Николай Шумилов якобы сам видел, как Шувалов вёл по деревне Втроя к Селеву одного военнопленного, раненого в руку (в это время Шувалов был в тюрьме). В июне или июле 1943 года Шувалов пошёл с винтовкой на пост на границу и больше в деревню не возвращался. Последний раз Шумилов видел его 21-22-23 февраля 1944 г. в партизанском отряде. На допросы в немецкий штаб Шувалов ходил раз 5 или 6. Первый раз за ним в дом приходили немцы и увели к себе штаб под конвоем, а в последующие разы он ходил уже без конвоя.

И вот на ночном допросе с 10 на 11 апреля, который проводил старший лейтенант госбезопасности НКГБ ЭССР Наумов, Николай Шумилов даёт фантастические показания о том, что он лично участвовал в расстреле пленных красноармейцев: «Числа 17 сентября 1943 года в час дня ко мне в дом пришел Селев и сказал, чтобы я забрав винтовку шел с ним. … пришли к нему в дом. В доме Селева был Янсалу и три военнопленных … Янсалу, Селев и я повели их в дер. Скамья в немецкий штаб на допрос. У двоих руки были связаны позади, а у третьего руки были свободны. … Янсалу зашел в штаб, а мы с Селевым пошли на холерное кладбище, которое находится метрах в 400 от деревни и стали рыть яму. Яму вырыли 1 метр глубины и полметра ширины. Часов около 15 Янсалу привел одного военнопленного, у которого руки были не связаны, на кладбище его поставили лицом к яме, Селев завязал ему глаза. Янсалу поручил мне его расстрелять. Я отошел метров на 50, прицелился и выстрелил в военнопленного. Попал в сердце. Я и Селев стали зарывать его, а Янсалу ушел назад в штаб. Зарыв яму Селев заставил меня копать новую яму, такую же размером, что я и сделал. Через час Янсалу привел второго военнопленного, которого поставили спиной к яме. Селев завязал ему глаза, отошел метров на 10 и выстрелил из нагана. Пуля попала в сердце. Я и Селев положили его в яму и я ее зарыл. Селев заставил меня копать еще одну яму. … Минут через 40 Янсалу привел третьего военнопленного, которого поставили спиной к яме, Селев завязал ему глаза, отошел метров на 5 и выстрелил в него из нагана, пуля попала в сердце. Труп упал в яму. Я и Селев зарыли яму. После расстрела я пошел домой». Ровно через год на допросах Янсалу категорически отвергал сам факт расстрела, заявляя, что всё это выдумки от начала от конца.

Но и это оказывается не все «подвиги» Шумилова: «Во время дежурства на границе в сентябре 1943 года я застрелил бежавшего из немецкого трудового лагеря … мужчину лет 30 … Я ему крикнул — стой, но неизвестный продолжал бежать, тогда … член «Омакайтсе» Трувер Михаил Кузьмич выстрелил вверх, … продолжал бежать. Трувер сказа мне стрелять в него, я выстрелил и ранил смертельно. Стрелял я в него метров за 50. Когда мы подошли к нему, неизвестный чуть дышал, но разговаривать не мог. Ранил я его в спину, ранение было сквозное». Не останавливаясь на достигнутом, через час после этого Шумилов якобы задержал военнопленного Красной армии, бежавшего из немецкого лагеря, которого отвели затем в штаб «Омакайтсе». Во время другого дежурства на границе вместе с Колбиным Федором Григорьевичем задержали мужчину из дер. Песковицы. Затем: «Около 12 часов дня со стороны Эстонии … вышел неизвестный мужчина лет 40, Колбин ему крикнул, чтобы он остановился, но неизвестный побежал, Кобли выстрелил вверх, но неизвестный продолжал бежать, Колбин сказал мне, чтобы я стрелял в него, что я и сделал. Неизвестный был ранен мною в правую руку, выше локтя ... Он оказался бежавшим из Трудового лагеря ...». Почти как под копирку во время следующего дежурства, теперь уже совместно с Куккер Альбертом, Шумилов подстрелил на смерть очередного бежавшего военнопленного.

Оказывается и этого еще не всё – было также патрулирование шоссейной дороги, на которой, по словам Шумилова, он задержал 9 человек, из которых 4 ранил. Складывалось впечатление, что все остальные члены отряда ничего не делали, и только молодой Шумилов «отдувался» за всех.

Пожалуй, единственный правдоподобный, но совсем не кровавый эпизод, о котором рассказал Николай Шумилов: «В июле месяце числа 15 1943 года мы с отцом ехали с сеном по границе домой. Километров в 4-х от нашей деревни нами были замечены трое неизвестных мужчин одетых в штатскую одежду. О появлении неизвестных на границе отец сообщил немцам, находившимся на кордоне. Через некоторое время эти люди были задержаны немецкими пограничниками и отведены в штаб».

Дал Шумилов новые сведения о Сергее Ежове, пояснив, что до установления Советской власти тот работал со своим отцом Анатолием Ежовым на хозяйстве. После установления Советской власти Ежов сразу вступил в комсомол. Во время оккупации Ежов в январе 1943 года поступил в «Омакайтсе», номер его повязки не знал. Со слов Селева задержал 5 или 6 человек. В июле 1943 года Сергея Ежова немцы стали мобилизовать в немецкую армию, но он не пошел, а сбежал из деревне Втроя в неизвестное место.

На допросе 14 апреля Шумилов пояснял, что граница до установления Советской власти в Эстонии проходила в 2-х км от д. Втроя и являлась государственной границей между Советским Союзом и Эстонией. Там, где линия границы шла по лесу, лес был вырублен метров на 100 вглубь территории Эстонии. При власти немцев это разграничение было сохранено и отделяло оккупированный немцами Кингисеппский район Ленинградской области от Эстонии. По этой линии границы были растравлены посты, охрану несли члены «Омакайтсе», которые задерживали лиц, нелегально переходящих границу. Проволочное заграждение имелось в 3 ряда, но в последнее время оно было повалено на землю.

В процессе допросов упоминалась газета «Северное слово», которую с удовольствием читали и обсуждали «белоповязочники».

Все признательные показания Шумилова вызвали у следствия сомнение в нормальности его психического состояния, и 18 апреля его направляют на судебно-психиатрическую экспертизу. Таковую провели 28 апреля 1944 года при тюрьме №2 профессор психиатрии доктор медицинский наук Озерецкий, заведующая судебно-психологического отделения капитан медслужбы Келлачевская, судебный психиатр капитан Ластовецкий, начальник ЭГ267 психиатр майор Константинович, начальник санчасти капитан медслужбы Кухаренко. В заключении написано: «... болезненного наследственного (невропсихического) отягощения не указывает. Лично развивался без особенностей. … Грамоте обучался 4 года начальной школы. Успеваемость средняя, хотя … в одном классе оставлен на второй год. Холост. половая жизнь случайная (стоит знак вопроса). Заболеваний прошлого серьезных не указывает. … Повышенной нервности не отмечал. В психиатрических больницах не лечился. Алкоголь пил изредка, припоминает единичные случаи опьянения. Физическое состояние: общее питание понижено, худощав, кожные покровы бледны … Психическое состояние: сознание ясное, понимает свои обстоятельства и окружающее. Обнаруженные знания, опыт, навыки, суждения соответствуют низкому уровню развития. Мышление образное, … холодная уплощенность, примитива — значимость фактов … оттеняет, однако, без видимого чувственного проникновения. Поверхностен, самовнушаем, легко идет на разговоры и также легко отказывается от сказанного. В свободном высказывании … особой игры воображения не заметно, также нет склонности к высказываниям по болезненному типу. Отдельные способности — память, сосредоточенность достаточны. Инкриминируемые ему деяния понимает … Непосредственная реакция на положение примитивная — волнение, слезы ... В отношении текущих обстоятельств … своих переживаний, никаких суждений и мыслей болезненного порядка не обнаруживает. Заключение: … 1) Шумилов Николай Иванович — примитивная личность, с невысоким уровнем развития, но без симптомов душевного заболевания. Признаков патологической (болезненной) лживости не обнаружено. Вменяем. Дееспособен. 2) Свидетельским показаниям Шумилова можно верить постольку поскольку они подтверждаются всеми другими обстоятельствами. 3) В период инкриминируемые деяний Н.И. Шумилов также признан … был вменяем».

Раз подследственный здоров и вменяем, значит надо продолжать следственные действия. На допросе 4 мая вдруг «воскрес» Шумилов Иван Егорович — отец Николая. Выяснилось, что он проживает на хуторе в 6 км от д. Катазне. Примерно за 1 час до занятия хутора партизанским отрядом, он уехал за дровами на своей лошади, за которыми его послали немцы, находившиеся на том хуторе. Также обнаружилось, что Николай Шумилов вступил в партизанский отряд в конце февраля, а не 21-го числа. В начале февраля 1944 г. Ивана Шумилова утром арестовали, а вечером отпустили. Никаких повесток в немецкую армию он не получал. Следователь спросил: «Зачем вы неправду говорили?». Николай ответил, что объяснить нечем не может.

18 мая Шумилов про имевшиеся у него на момент задержания деньги прояснил, что 500 рублей во время эвакуации из Втрои дал ему отец, а 600 он заработал на хуторах около Катазна.

На допросе 20 мая Николай рассказал о том, что летом 1943 г. к ним в дом 4 раза приезжали немецкие офицеры. Один из них начальник комендатуры, находившейся в д. Скамья. На погонах и петлицах у него было 4 позолоченных кубика. Второй его заместитель имел 3 кубика. Отец и дед были с немецкими офицерами в хороших отношениях, иногда дарили им по 2 кг масла. За это офицеры разрешали не сдавать поставки для немецкой армии и давали разрешение ездить в Нарву продавать мясо. Янсалу, приходя в дом Шумиловых, объяснял, что жители деревни не сдают хлебные поставки немцам, мотивируя это отсутствием хлеба, тогда как известно, что из хлеба изготавливают самогон. И при этом Янсалу с удовольствием часто выпивал с Иваном Шумиловым (интересно, не ту ли они употребляли самогонку, которую гнали из не сданного немцам зерна).

25.04.1944 г. свои показания давал Александр Калласте, замкомандира партизанского отряда Янгирова, мл. лейтенант РККА: «Партизанский отряд был сформирован 22 февраля 1944 г. в д. Рубцовщине. Отряд состоял из 150 человек, командир Янгиров, комиссар … . Из д. Рубцовщина наш отряд вышел 24 февраля 1944 г., перейдя ночью Чудское озеро, мы 26 февраля всем отрядом вошли в д. Катазне, с боем заняли, разбив немецкий гарнизон в 250 человек. Побыв в этой деревне часа полтора, пошли всем отрядом в д. Подгривье, где также выбили гарнизон. В тот же день приняли бой с немецкими частями в дер Сооску. той же волости Изаку. Пробыв там 3 часа, наш отряд ушел в лес на ночевку в 8 км от деревни. Этот лес находился в 5 км с одной стороны от дер. Алайыэ (Олешница), а с в другой от дер. Почеку. 27 февраля 1944 г. мы с боем заняли хутор Велету и отошли в лес, так как оставаться на хуторе было опасно. В лесу 29 февраля нам пришлось принять бой с немецкими частями, которые шли по нашим следам. Отступили мы глубже в лес. На другой день мы пришли снова на хутор Велету и пробыли одни сутки. Немцы нас не преследовали, не зная численности нашего отряда. … до 4 марта наш отряд находился в районе деревень Велесту и Имату, волости Иллюка. Мы вынуждены были скрываться от преследования, которое немцы возобновили. 4 или 5 марта в лесу в 2х км от хутора Велету наш отряд попал в окружение. С боем, который продолжался минут 40, отряд вышел из окружения и взял направление на берег Чудского озера. К ночи с 13 на 14 марта мы подошли к Чудскому озеру и перешли его, выйдя на советскую сторону в районе деревни Козлов Берег, откуда направились на свою базу.

Из нашего отряда группа разведчиков в количестве 20 человек, перешла Чудское озеро на 3-4 дня раньше нас. … когда наш отряд находился в районе деревень Велету и Имату, командиром отряда была послана на разведку группа бойцов с заданием узнать находятся ли немцы на хуторе лесника Лулла. … Эта группа ушла примерно часов в семь и обратно в отряд не вернулась. Через час после их ухода была слышна перестрелка, а около 10 часов вечера мы были окружены немцами. … В отряде были вооружены автоматами, за исключением 5-6 человек, у которых были винтовки. Так же было 8 пулеметов и 1 миномет». Шумилова Калласте не помнил и ничего про него сообщить не мог. (Статья про партизан).

Свидетель Ежов Сергей Антонович, 1918 г.р. 30.04.1944 г. показал: «В партизанский отряд я вступил 28 января 1944 г. в Гдовском районе в дер. Лядины. 27 января я житель дер. Втроя, Нюканнен Владимир, который в нашу деревню был эвакуирован из Ленинградской области, ушли из дер. Втроя, в которой немцы проводили мобилизации в немецкую армию и через наших односельчан узнали, что около дер. Лядины действует партизанский отряд … . вступили в … . отряд Якова Вяльцева. … В этот отряд позднее на день или два дня вступили жители д. Втроя: Шувалов Александр Алексеевич 1918 г.р., Ежик Анатолий Александрович 1927 гр, Дубровин Александр Васильевич 1927 гр, Калбин Сергей Федорович 1927 гр, Калбин Иван Федорович 1928 гр, Щербаков Михаил Васильевич 1919 гр.

До 22 февраля наш отряд действовал в Гдовском районе — деревни Лядины, Орел, Рубцовшины. 24 февраля наш отряд соединился с бригадой партизан … и пошли через Чудское озеро на территории ЭССР … . 25 февраля всей бригадой вышли на берег… и с боем заняли дер. Катазня, в которой пробыли часа полтора, после чего наш отряд в количестве 150 человек … был выделен из бригады и пошел в лес на хутор. Командиром нашего отряда был Янгиров.

Из Катазны наш отряд пошел в лес на хутор, который с боем заняли … 26 февраля перейдя шоссейную дорогу, пошли в лес … на ночлег. До 4 или 5 марта отряд вел бои успешно … в 10км от Олешницы наш отряд попал в окружение, из которого вышел двумя группами. Это было 10-11 часов вечера. Одна группа в 110 и другая в 30. На следующий день в 10-11 утра обе группы соединились в лесу. До 14-15 марта наш отряд находился в км в 20 от берега Чудского озера … 14 или 15 марта отряд ,в котором я находился перешел озеро и вышел на … в районе дер. Козлов Берег. … я был отправлен с группой больных партизан в госпиталь. … В наш отряд вступил на хуторе в 7-8 км от Катазня 26 февраля Шумилов Николай Иванович. … Когда заняли хутор, Шумилов увидел меня … и сказал, что я пойду вместе с вашим отрядом. Я повел его к зам. командира Калласте Александру … и попросил … чтоб … приняли в наш отряд и спросил Шумилова, где и сколько немцев по хуторам. Шумилов рассказал. Калласте дал Шумилову немецкий пулемет без патронов и сказал … его нести. … В разведку ходила специальная группа партизан …

Осенью 1942 г. … подошел Кару или Карру и сказал … записывались бы в «Омакайтсе», там дают оклад 600 руб. в месяц … ». 

Снова в качестве свидетеля 4 мая допрашивают Александра Шувалова: «За время оккупации … волости Рая волостными старшинами были: Роом … , жит. Загривье, Янсалу Юлиус — брат Янсалу Ивана, житель д. Кондуш. И последнее время Селев Леонтий ..., житель Втрои. Волостные старшины облагали налогом население волости Рая и следили, кто как выполняет поставки. В нач. 1942 г., когда волостным старшиной был Роом, по его приказу… у Вишнякова Ефима Никандровича отобрали корову за то, что он не смог уплатить поставки. … В 1943 г., когда волостным старшиной был Янсалу по его приказанию было много посажено в тюрьму населения …, за то, что не выполнили норму к сроку на лесозаготовках. По приказанию волостного старшины Селева Леонтия в конце 1943 г. было отобрано у населения коров, за невыполнение молокопоставок для немцев около 110-120, в нашей деревне 12 коров. …

Щербаков Александр Васильевич житель дер. Скамья. По его доносу был арестован житель дер. Куричек Герой Илья, как активист советской власти. … Илья … сказал мне, чтобы я не забыл и отомстил, если буду жив, таким людям как Щербаков Александр, Кузнецов Михаил и Воронцов … , жит. д. Куричек умер в 1943 г. Кузнецов житель д. Скамья, по специальности кузнец, имел средняцкое хозяйство. К Кузнецову часто заходил в дом немецкий комендант из дер. Скамья. О чем может подтвердить … Ленский Иван, который жил по соседству с Кузнецовым. … Сам лично я видел приезд немцев к Шумиловым раза 4 … В октябре 1943 года Колбин с Шумиловым вместе выпивали в доме у Соболева Бориса жителя дер. Втроя. … часто играли вместе в карты в доме у Соболева, у Дубровина Василия Васильевича … Соболев Борис переехал в нашу деревню в 1934-35 гг. .. .из дер. Олешница, имел средняцкое хозяйство. Дубровин Василий … имел бедняцкое хозяйство ... в Омакайтсе не состоял». Про Михаила Кузнецова можно прочитать на этой странице, про Александра Щербакова - здесь.

Свидетель Калбин Сергей Федорович, 1927 г. партизан, 13.05.1944 г. рассказал про односельчан, которые были в «Омакайтсе». Не преминул сказать, что Шумилов Николай сдал 3-х красноармейцев, бежавших из немецкого плена, это он слышал от своего двоюродного брата Александра Дубровина. Также упомянул о неких «креминалистах» из Нарвы, которые ходили по волости, опрашивали народ, а потом проходили аресты.

Следственные действия продолжились – настала пара очередных очных ставок. 13 мая свидетель Шувалов А.А. встретился с Шумиловым Н.И. Шувалов опять повествовал про трёх красноармейцев, Шумилов всё подтвердил. Затем последовал рассказ про частые приезды немцев из комендатуры — и тут Шумилов ничего не отрицал.

Через два дня очную ставку провели между Ежовым С.А. и Шумиловым Н.И. На ней Ежов сообщил, что Шумилов сам попросился в партизанский отряд – Шумилов на это не возражал. В свою очередь Шумилов рассказал, что на хуторе около дома, где жил Кузнецов Михаил, Ежов разговаривал с Таисьей Витковой. Он подошел к Ежову, и они вместе пошли к партизанам. По дороге спрашивал того о численности отряда и еще сказал, что вступил по заданию Янсалу. Ежов место разговора припомнил, мол у Таисии спрашивал про молоко. Но вот вопросы про размер отряда и задание Янсалу – сказал, что не помнит такого.

Следствию всё было предельно ясно, дальше тянуть они не могли, поэтому 29 мая 1944 году Николаю Шумилову предъявили обвинительное заключение, в котором его обвиняли в преступлении, предусмотренном ст. 58-1 «а» УК РСФСР.

7 июня 1944 года состоялся Военный трибунал войск НКВД Ленинградского округа и охраны тыла Ленфронта, который проходил в закрытом судебном заседании, без участия обвинения и без вызова свидетелей, в виду признания обвиняемым предъявленного ему обвинения. Председательствовал майор юстиции Эфроисон, членами трибунала были: капитан юстиции Мальчикова и ст. лейтенанта юстиции Власенок. На суде не прозвучало ничего принципиально нового, Шумилова Николая Ивановича 6.05.1927 г., обвинили: в задержании на бывшей границе в общей сложности 15 человек, из которых пятерых ранил и троих застрелили; в выдаче троих неизвестных немцам; участие в расстреле троих военнопленных Красной армии; предательстве немцам партизанского отряда. Вынесенный приговор оказался максимально суровым — расстрелять! Приговор был окончательный и обжалованию не подлежал. После всего, что озвучили в суде вряд ли можно было рассчитывать на что-то другое в условиях военного времени. С выполнением приговора не затягивали, и 28.06.1944 г. привели его в исполнение.

На жизни Николая была поставлена точка, но не в его деле. 20 апреля 1964 г. Военная прокуратура Прибалтийского военного округа поручила следственному отделу КГБ ЭССР провести дополнительное расследование по делу Шумилова Н.И.

Начался опрос свидетелей, вызывали тех, с кем беседовали 20 лет назад, а также много других, тех кто на момент проведения следствия в 1944 году еще находился на оккупированной территории.

Ежов Сергей Антонович, 1918 г.р. показал следующее: «… у Шумиловых был надел земли по размерам такой же, как у остальных жителей деревни — прим. 3-4 га пахотной земли. Имели они одну лошадь и две-три коровы. Николай был высокого роста, в своего отца. Дел у Ежова с ним никаких не было, так как он был для того еще совсем парнишкой. Когда был с партизанами в одной из деревень, занятых нашим отрядом, ко мне подошёл Николай Шумилов. Он мне сказал, что с родителями они остановились в занятой нами деревне и заявил: "Я с вами пойду". Начальник разведки Калласте Александр был не против. Об Янсалу мне Шумилов ничего не говорил, иначе, узнав об этом, мы его расстреляли бы».

Следующим свидетелем стал Шувалов Александр Алексеевич, 1918 г. р. Он уверенно заявил, что ни Шумилов Николай, ни его отец членами «Омакайтсе» не были. Опять повторил слух о трёх неизвестных, которых Шумиловы видели на покосе и сообщили о них на кордон в Скамью. Вспомнил про очную ставку 20-летний давности: «На очной ставке Шумилов Николай вёл себя таким образом, как бы напуганным и признавался в том, что ему скажут. Следов побоев на его лице я не видал. Выглядел он еще всем мальчишкой». Кроме того, Шувалов рассказал, что после войны его вызывали в органы госбезопасности из-за ложных показаний Николая Шувалова. Однако, никаких репрессий не последовало, на тот момент, видимо, следствие могло разобраться кто и чем занимался во время оккупации. Шувалов категорически отмёл, что имели место какие-либо расстрелы на «холерном» кладбище около Скамьи.

Далее на допрос вызвали Колбина Фёдора Григорьевича, 1903 г. р. который рассказал, что Николай Шумилов дружил с его сыном Леонидом (умер в 1949 году), и они вместе ходили в школу. Родители Шумилова имели земельный участок около 13 гектаров (пахотной земли и покос вместе). Дед Николая – Шумилов Егор Федорович (к этому времени умер) имел в деревне свой небольшой продовольственный магазин, но вскоре его закрыл. Николай Шумилов совершенно точно не состоятся в «Омакайтсе», туда просто не принимали моложе 18 лет. Колбин это хорошо знал, так как сам состоял в «Омакайтсе». Соответственно ни о каких задержаниях Шумиловых военнопленных и тем более расстрелах не могло быть и речи — это была полная ложь. 1-го февраля 1944 года, в связи с приближением фронта, немецкие власти эвакуировали всё население деревни Втроя вглубь Эстонии.

Очередной свидетель Градов Валентин Яковлевич, 1922 г.р. В 1942 году он был направлен в школу по подготовке партизан, которую окончил в конце 1943 года. В январе 1944 года его выбросили с самолёт на парашюте на территорию Ленинградской области, где тогда дислоцировался партизанский отряд Вяльцева. Вскоре Градова направили в разведку в район деревни Втроя, где тогда проживала его мать. Перед уходом в разведку командир отряда сказал, что где-то в районе Втрои должен скрываться Ежов Сергей Антонович, который не желал идти служить в немецкую армию. Получил задание связаться с Ежовым и пригласить его в партизаны. Кроме Ежова в партизанский отряд тогда вступило еще 8 земляков. Это было в районе деревни Орёл. В конце февраля их отряд через озеро направился на оккупированную территорию Эстонии. В итоге, там одна группа пошла в направлении Тудулинна, а вторая, в которой находился Градов и Ежов, пошла в сторону Иизаку. В их группу вступил Николай Шумилов, которому тогда было лет 16-17. Кроме него примкнули еще некоторые односельчане – все они требовали оружие. Градов вспомнил, что приказал Шумилову помогать пулеметчику носить диски с патронами. Ни в какую разведку его Градов, как командир взвода, не посылал.

Далее показания давал Шумилов Ивана Егоровича, 1909 г.р., отец Николая. В 1937 году умерла его первая цена, от неё осталось двое сыновей: Николай и Валентин. Позже Иван женился вторично. Жил в доме своего отца Шумилова Егора Федоровича (к этому времени умер). Пахотной земли у отца было около 5-ти гектаров, покоса – 5-6 гектаров. Сын Коля, когда подрос до школьного возраста, пошёл в школу. В деревне Втроя была начальная школа, после окончания которой Николай ходил в деревню Скамью, где была 6-ти летняя школа. Там он окончил только 5 классов. Учился в школе посредственно. Воспитывался он в нормальных семейных условиях. По характеру был неуравновешенным, но если хотел что-либо сделать, то добивался своего. Развивался Николай нормально, правда, ростом был высокого. Никаких отклонений в его поведении не наблюдалось.

В деревне Втроя проживали безвыездно до января 1944 года, в конце января или начале февраля 1944 года, в связи с приближением линии фронта, жители деревень немцами были эвакуированы вглубь Эстонии. Семья Шумиловых попала в волость Изаку. Деревни немцами сожгли до основания. В волости Изаку не жили постоянно на одном месте, а переходили из одной деревни в другую. В деревне Подгорье удалось прожить около двух недель на одном хуторе. Проживая уже в этой деревне, Шумилов-старший поехал в лес за дровами. Когда вечером вернулся домой, его жена рассказала, что в это время в деревню приходили советские партизаны, среди которых были Сергей Ежов и Валентин Градов. Вместе с Иваном Шумиловым проживала его сестра Екатерина. По словам жены, Сергей Ежов, который еще ранее дружил с ней, вызвал Катю к себе. Вместе с ней пошел и Николай, который домой больше не вернулся, а примкнул к партизанам.

Иван Шумилов уверенно заявил, что ни сын Николай, ни он сам в «Омакайтсе» не состояли. Далее он рассказал, что однажды летом 1943 года поехал на покос с сыном Николай, за сеном, которое должны были отвезти в бывший кордон, где располагались немецкие военнослужащие. Покос находился в 4-5 километрах от деревни Втроя. Когда грузили сено на телегу, то заметили двух или трех мужчин, одетых в гражданскую одежду. Когда привезли сено к зданию кордона, послал Николая узнать, куда его сгружать. Сын вернулся вместе с одним немцем, который указал куда сложить сено. После чего он махнул в сторону Николая и велел идти с ним. Стало понятно, что дело касается тех мужчин, которых видели на покосе. Потом их привели на кордон и что с ними потом стало — неизвестно. По дороге домой отец ругал сына, что тот суётся куда ему не следует.

Очередной свидетель Калбин Сергей Федорович, 1927 г. р. показал, что при немцах жил до января 1944 года, после чего с Александром Шуваловым и Александром Дубровиным ушли в партизанский отряд. Примерно 23-24 февраля 1944 года через Чудское озеро были направлены на территорию Эстонии.

Из разговоров односельчан ему известно, что недалеко от деревни Скамья то ли в 1943, то ли в 1944 году немецкие войска проводили облаву, в результате которой убили мужа и жену Платовых. Примерно тогда же была убита женщина по фамилии Зимина. Погибший в 1944 году в партизанах его двоюродный брат Александр Дубровин летом 1943 года рассказывал, что он видел как Николай Шумилов прибегал в деревню звать немцев, чтобы они задержали советских военнопленных, которые проходили мимо их покоса. Пленных было два или три человека. Дубровин говорил, что Шумилов этим еще хвастался.

Далее опрошен Вишняков Василий Никандрович, 1900 г. р. Он являлся крестным отцом Николая Шумилова. Дед Николая – Егор Федорович занимался торговлей поросятами. Вишняков не видел, чтобы Николай Шумилов и его отец носили белые нарукавные повязки членов «Омакайтсе». Пояснил, что Зимину убили за то, что она якобы нарушила распоряжения комендантского распорядка. После войны с 1945 по 1957 год Вишняков работал председателем Загривского сельского совета. Примерно в 1952-53 годах к нему, как к председателю сельсовета, заходил один сотрудник органов госбезопасности из города Сланцы. Он интересовался «холерным» кладбищем в деревне Скамья, на котором якобы захоронены трое расстрелянных советских граждан. Сотрудник просил проверить, действительно ли там имеются могилы. Вишняков выполнил его просьбу и лично ходил по указанным выше местам. «Холерное» кладбище в деревне Скамья всё было перерыто окопами, и никаких могил не обнаружил.

Следующей перед следователем предстала Шумилова Раиса Ивановна 1910 г.р. Она пояснила, что Николай Шумилов приходился ей не родным сыном. Его мать умерла осенью 1936 года, а весной 1937 года она вышла замуж за Шумилова Ивана Егоровича. Далее она рассказала: «Кроме Николая от первой жены остался второй сын Валентин. Николай родился в мае 1928 года. Когда Николай подрос, он пошел в школу и окончил 4 класса. Дальше он учиться не пошел, а помогал отцу в домашнем хозяйстве. Рос он нормально, никаких отклонений в его развитии не замечала. Правда ростом он был высокий в отца, но худощавый. К ней, как к мачехе, Николай относился очень хорошо. Он был послушным мальчиком, слушался всех.

В конце января или начале февраля 1944 года все население деревни немцами было эвакуировано вглубь Эстонии. Все члены нашей семьи были вместе. В начала мы останавливались то на одном хуторе, то на другом и двигались на подводе дальше. В деревне Подгорье волости Изаку мы остановились на хуторе, где прожили около двух недель. Однажды мы пили чай, Николай был дома, а его отец уехал в лес за дровами. Вдруг к дому прибежали незнакомые девушки и закричали: "Шумиловых зовут!". Девушки убежали обратно, а Николай оделся и вышел из дома. Вслед за ним вышла и Раиса Шумилова. Николая шел в сторону хутора, который находился на горе, примерно в одном километре от нашего хутора. Раиса пошла за ним. Когда подошла к хутору, там было много людей одетых в белые маскировочные халаты и с оружием – это были советские партизаны. Николай стоял среди них и разговаривал. Один из партизан со мной поздоровался: "Здравствуй, тётя". Раиса ему ответила, что не узнаю его. Тогда он снял чехол, и узнала в нём Градова Валентина. Он хотел что-то спросить, но в это время кто-то закричал, и все партизаны пошли в лес. Вместе с ними в лес пошёл и Николай. Раиса ему закричала: "Коля, Коля. Куда ты!". Но он ничего не ответил и продолжал идти с партизанами в лес. Вскоре они скрылись в лесу. С тех пор мне о судьбе Николая ей ничего неизвестно».

Еще одна свидетельница Шумилова-Ежова Екатерина Георгиевна, 1924 г. р. Николай Вишняков Василий Никандрович приходился ей племянником, а его отец Иван Егорович – братом. 31 января 1944 года все жители деревни были эвакуированы вглубь Эстонии. Приехали в деревню Катазна к родственнице, но так как там тесно, что остались только Екатерина со своей мачехой. Иван, его отец Егор, её племянник Николай и его мачеха (у него тоже была не родная мать) поехали на хутор, который находился примерно в 3-х километрах от деревни Катазна. 24 февраля 1944 года утром в деревне Катазна возникла сильная стрельба. Все перепугались и скрылись в подвале. Из разговоров немцев узнали, что на деревню напали советские партизаны. Партизаны в деревне не остановились, а пошли дальше в лес. Утром в тот же день немцы дали приказ немедленно покинуть деревню. Екатерина и мачеха пошли на хутор, где жила их семья. Там она узнала, что в соседний хутор приходили партизаны, среди которых был и её кавалер Сергей Ежов. Кто-то из родных сказал, что и её племянник Николай Шумилов ушёл с партизанами. На вопрос следователя о родственниках в д. Козлов Берег, Екатерина Шумилова пояснила, что в деревне Козлов берег (по местному наименованию Козловщина) проживала тётка брата Ивана Шумилова (по линии его матери), звали её тетя Паша. В ноябре 1943 года она приехала в деревню Втроя, и пробыла с ними до конца войны.

Калласте Александр, 1906 г.р.: «В середине февраля 1944 г. 1-ая бригада Эстонского штаба партизанского движения выдвинулась из деревни Козловщина, которая располагалась в 10-15 километрах юго-восточнее от истока реки Нарва, через Чудское озеро на территорию Эстонии для захвата плацдарма. … B тылу у немцев наши отряды действовали до конца марта месяца и после того, как в наших отрядах появилось много больных и раненых партизан, было получено из штаба партизанского движения разрешение вернуться на территорию …, где были части Советской армии. Случаев заброски агентуры немецких разведывательных органов в наши отряды не было. Был случай, когда командир партизанского отряда Янгиров … послал в разведку группу партизан в количестве примерно до 20 человек в район деревни Имату. Эту группу мы ждали в течение в дня, но ни один из посланных разведчиков в отряд не вернулся. Вечером на нас неожиданно напали немцы, взяли нас в полукольцо, нам пришлось вести длительный бой и с потерями уйти в другой район. ... послал из своего отряда группу разведчиков, которые после двухдневных поисков уточнили, что посланный Янгировым отряд разведчиков ушел в сторону Чудского озера. Когда наши отряды вернулись в деревню Козловщина, то разведчики Янгирова были уже там. … Этим фактом самовольного ухода разведчиков на территорию Ленинградский области занимались органы контрразведки штаба партизанского движений, но к какому результату привело расследование … я не знаю ...».

Попутно следствие установило, что датой рождения Николая Шумилова является 16 мая 1928 года, а не 1927 года, как указывалось в 1944 году. Возможно он сам добавил себе возраст, чтобы казаться солиднее, а может быть следствие добавило ему тогда год, чтоб придать взрослости и осмысленности его поступков. Иначе получалось, что в «Омакайтсе» он «вступил» в 15-летнем возрасте!

7 июля 1964 года, почти ровно через 20 лет после приговора, по делу Николая Шумилова вышло определение военного трибунала Прибалтийского военного округа. Были учтены показания всех вновь допрошенных свидетелей и, что никаких подтверждающих причастность Шумилова к агентуре противника не имеется. Не состоял он в «Омакайтсе» и, соответственно, не участвовал в каким-либо расстрелах. Известен только факт причастности Шумилова Н.И. к задержанию немцами 3-х неизвестных граждан, однако, кто эти задержанные и их дальнейшая судьба осталось неизвестным. Поэтому в данном случае факт предательства следовало признать недоказанным. Трибунал определил: «в отношении Шумилова Николая Ивановича отменить и дело прекратить за недоказанностью предъявленного обвинения».

Таким образом, с точки зрения закона Шумилов был реабилитирован. Имелась ли его вина в чем-то на самом деле — сейчас уже установить не возможно. Есть некоторое зерно сомнения, что не просто так он подался к партизанам. Возможно, действительно имел некое задание установить связь с кем-то из ранее внедренных туда агентов эстонской полиции. На эти мрачные мысли наводит, главным образом, достаточно большая сумма денег, которую изъяли у Николая при задержании.

Ясно, что прогулка с оружием в прифронтовой полосе, без должных документов являлась очень серьёзным нарушением в условиях военного времени, так что арестовали его точно не просто так. Но вот дальнейший ход следствия и его результаты привели к очень печального исходу, можно сказать, что Николай вытащил максимально «несчастливый билет».

Позднее были арестованы если не все, то большинство членов «Омакайтсе», набранных из принаровских деревень. Никто из них, даже упоминавшийся Янсалу, не получили высшей меры наказания — максимум 25 лет лагерей. А подавляющее большинство и того меньше — только 10 лет, например, Колбин Ф.Г., дававший показания в 1964 году.