Сказки, былины, загадки и игры

Агриппина Безаборкина (1882 г.р.), Васкнарва:

Идет дед мой раз на Здвиженской недели в лес за грибам и слыши: тут хви́ще, там хви́ще, кругом хви́ще; он не поймё, што ето тако, и пошел искат. Вышел ён на небольшу таку полянку и видит: лежит этакый змей как бревно с большим грябнем на головы. А рядом нора больша́ и преглубока, а ён стои́ у норы, хви́ще и змеяв принимае на зиму, а в какого змея кто кусан — не пускае. Остальные иду как надо. А етот с гребнем царь ихный и начальник; у него в норы припасёна и яда и питье, так што лучше требоват няльзя. На Ягорьевской недели ены вси снова выходят, а те, которы в нору царем не приняты, выходят раньше.

Вот, я тябе от души скажу, рыба уго́рь ведь раньше тож змеем был, тольки что жил в море, а кусал тож людей. А раз плыл корабль по́ морю и в этом корабли была попавши крыса. Крыса то прогрызла дырку в кораблю и стал этот кора́бель погибат. Стали люди Бога просит, чтобы Он спас и чтобы корабель на берег выкинуло б. И вот Бог этого то угря послал хвостом тиснут в дырку и заткнут ее. За это доброе дело благословил Господь его на яду, а только голову нет, потому, что евонна голова дыру не прикрывала.

Александр Шутов (1879 г.р.), Васкнарва:

Кулду́н

Было в меня хозяйство и вдруг стали коровы одна за другой либо пропадут либо поколеват; ну, рассказали мы молодухе одной, а брат в ей колдун был. При́был кулдун к нам, велел лампадку зажечь и заставил всех нас молиться, а сам спросил в мяня соли и стал над ей кресты делат ножом. Когда ён отчитал молитву позвал нас всех во двор и сам стал у ворот копа́т и нашел чугунный горшок, а в ём сор разный: ќости, шерсть, лошадинные отбросы. Вот этим сором ён велел утром затопить печку, а сам вбил три осиновых колышка коло хлева. А соль велел пойтит и бросит суседу – по соли ён узнал, што сусед и есть злодей. Утром, он грил, как сор загорится, придет сусед и спросит каку-нибудь железну вещь, но ня надо яму́ дават, а надо его выругат ма́терно. Бог не дастит счастья детям его. Так и вышло, как утром затопился я сором, так и пришел сусед, дай, мол шипцы; шипцов то яму не́ дали, а ругать матерно не стали – ён то сродственником жане моёй приходился. В етот день ён еще свою дявченку три разы посылал то за шилом, то за иглой, но ничяво от нас ня получили. Вот и опосля́ тово пошло в нас все ла́дно. А под ворота закапывают старую дрянь для тово, штоб хозяйство гнило также, как и ето барахло.

Маня Соколова, 13 лет (1926 г.р.), Васкнарва:

Игры
В вы́кличку

Подкидывают мяч вверх и выкрикивают чье-нибудь имя, а когда ете не поймает, то кидают мячем в кого-нибудь .если пометит (попадет в кого-нибудь), то кидает снова тот, кого она пометила. А если не поме́тит, то получает одно очко. Если кто-нибудь насчитает себя пять очков, то его ставят к стене и он должен ногой мячек оттолкнуть, и с того места куда он оттолкнул, в него самого ме́тят, и если три раза́ не поме́тят, то ети пять очков отсчитывают. Тогда снова начинают сначала со словами «чур, выкликиваю!»

В букси́рку

Играют по большей части девочки. Становятся к стенке и кидают мяч об стенку по десять раз. Сначала ловят обеими руками, потом правой, затем левой, потом кидают из под ног — правой и левой. Крутятся на месте. Если у кого-нибудь ошибка, то начинает играть следующая. Так соблюдается строгая очередь.

Дуня и Маня Соколовы, Васкнарва:

На казака́х разбойников

Ребята наговариваются (сговариваются) – одна партия козаки, другая разбойники. Козаки ждут пока разбойники разбягутся и попрячутся. Потом начинают бегать и ловить. Каждого надо застукать в спину. Когда все будут переловлены – партии меняются.

На пятна́шках.

Раньше всяво мы считаемся, кто останется пятной, а тогда бегаем, а бегаем либо с чу́ром либо без чура́. Чур может быть камень, дерево, крыльцо, а то можно и приседать или скрястить руки. Пятна́ должо́н ловить и кого ён словит, тот сам будет пятна́.

В цепь-ма́тку

Рисуют на зямли круг. Цепь-матка стоит в кругу. Она кричит: «раз, два, три, цепь матка беги!» Тогда она выбегает из круга и начинает ловить тех, кто за кругом. Кого поймает, тот будет цепь-матка дальше.

На пряточках.

Раньше сосчитаются. Тот, кто гоняет (ищет спрятавшихся) долже́н добежать до указанного яму места, и когда воротится другие уже спрятались. Кого он найдет, добяжит и зако́кает и кричит «закокана!» А иные сами себя закокывают, выручают себя тем, что бегут ранше гоняльщика. Кого первого закокают, тот будет в следующей игры гонять.

В скачки́.

Рисуют круг: один стоит в круге и подбрасывает большой палкой маленькую палочку «скачок». Если он подбросит скачок 3 раза, то будет иметь 30, если один раз, то будет десять и так все по порядку. У кого будет больше всего, тот идет в круг и кидает палкой скачок как можно дольше от круга. Тогда кто-нибудь кидает скачок в круг назад. Если он попадет, то идет сам в круг кидать, если на черту, то бьет опять тот, кто бил. А если не докинет до круга, то он своей палкой мерит сколько недохвату; если, предположим, три палки, тот, кто стоит в кругу получает три очка. Если же он отобьет своей палкой чужую палку, то он получает три и идет на место кидальчика.

На жму́рочках

Одно́му завязывают гла́зы, а другие возле него бегают. Кого он словит — тот дальше жму́рка.

Золотая свинья.

Один из игроков будет свинья; он сядет поотдаль от других. Один дает остальным имена так, чтобы свинья не слышала. Имена такие: золотая кукла, золотая цепь, золотые часы … Когда все готово, свинья станет к остальным спиной, а тот, кто давал имена кричит: «Идет сюда золотая кукла». И та, чье имя золотая кукла подходит к свинье и должна свинью или толкнуть или дернуть или ущипнуть и возвратиться на своё место. Только тогда свинья оборачивается и начинает гадать кто к ней подходил. Если она отгадывает верно, то тот сам будет свиньей, кто подходил.

На кра́сках.

Один хозяин, один – ангел и один – трубочист, остальные – краски. Хозяин дает краскам имена: красная, розовая, синяя, но ангел и трубочист не должны слышать. Когда имена даны, приходит ангел:
«– Тук, так-тук!
– Кто там?
– Ангел!
– Зачем?
– За кра́скам!
– А каку́ тебе надо?
– Зяленой!»
Если такая краска есть, то ангел уводит ее с собой, если же нет, то уходит ангел ни с чем. Вторым приходит трубочист и спрашивает также. Если разберут все краски, то ангел и трубочист, взявшись за руки начинают тянуть каждый в свою сторону, а за ними прицепившись их краски. Потом ангел и трубочист поднимут руки, образуя ворота, а краски взявшись друг за дружку ходят под ними и поют: Золотые ворота, пропусти́те меня, я и сам пройду и детей проведу». Ангел и трубочист захватывают кого-нибудь и спрашивают: «Ты за кого, золотую чашечку, или за золотой чайничек». (а они между собою уже договорились, кто будет чем). Чье имя он скажет, к тому и попадет. Так всех поочереди и переловят и потом начинают их ве́шать, ангел и трубочист, между своими руками, а тот кого вешают закидывает назад голову и его спрашивают:
«– Агу!
– Не могу!
– Засмейся!
– Не хочу!»
Если он засмеется, то попадает к трубочисту, а если нет – к ангелу.

В ма́сло.

Становятся все в пары, а один – «масло» стоит впереди и выкликивает: «Гори, гори масло, чтобы не погасло, вглянь на нёбо – птички лятят, колокольчики звянят, раз, два, три последняя пара бяги!» Последняя пара выбегает и «масло» начинает ловить. Кого он поймает, с тем становится в пару, а одиночка будет «маслой».

Гуси-лебеди

Одна – мать гусей, один – волк; все остальные – гуси-лебеди. В одной стороны гуси-лебеди, в другой стороны стои́т серый волк, а за волком мать. Мать кричит:
«– Гуси-лебеди, кыш домой!
– Серый волк под горой», – отвечают гуси-лебеди.
– Что он вам делает?
– Кровь сосет и наше мясо ест.
– Гуси-лебеди кыш домой!»
Тогда все они бегут и волк их ловит, кого поймает, к себе тащит. Тогда мать их зовет с другой стороны. Так и бегаем, пока всех не переловит.

В чехарду́

Все становятся на колени на промежутке друг от друга, в ряд. Один перепрыгивает через спину всех и становится сам первым, а последний начинает перепрыгивать.

Катание яиц

С пяска́ делается го́рон (горка), а поо́даль втыкают в землю деньги на промежутках. Всё место загораживают. Яичко скатывают с го́рона. Если оно свалит денежку то берешь ее себе и ка́тишь еще раз, если больше оно денежку не собьет, то катит следующий.

Стука́н

На Пасхе стукают яица раньше носами, потом задками.

В клин

Одни бегут прятаться, а другой должен искать. Те, кто прячутся, забивают в землю клин. Тот, кто ищет, должен этот клин вытащить из земли либо зубами, либо руками. В то время, когда он это делает, остальные должны успеть спрятаться. Кто не успеет запрятаться того он застукает.

На телефо́нах.

Все сидят в ряд, один стоит и говорит первому на ухо како-нибудь слово. Это слово надо верно передать. Кто скажет неверно, тот садится назад.

На сапожниках

Рисуют много кругов, а в каждом круге становится человек. Один ходит около кру́гов и от каждого спрашивает: «Сапожник дома?». Его посылает тот: «Иди к соседу, он туда пошел». Пока он ходит, они меняются между собой местами. Если сапожники не успеют пойти на места, то тот кто спрашивал, захватывает место, а тот, кто остается без места будет ходить и спрашивать.

Летели две птички

Две девочки ходят, а остальные сидят и поют и все что они ни поют должны проделывать две девочки – «птички».
«Летели две птички – ростом невели́чки
аленький, беленький, розовый, голубенький.
Как они летели, все люди глядели
аленький, беленький, розовый, голубенький.
Как они садились все люди дивились
аленький, беленький, розовый, голубенький.
Как они прощались все люди смотрели
аленький, беленький, розовый, голубенький.
Перед игрой «считаются»

«На этой недели висели качели.
Качели упали, на Машу сказали
Маша божи́тся. Что это не я
Это наверно сестренка моя».

Ребята становятся в круг и один говорит стишок каждому по слову, на кого придется последнее слово, тот свободен.

«Шла старушка мимо рынка
Спотыкнулась над корзинкой
В этой маленькой корзинке
Есть помада и духи
Ленты, кружева ботинки
Что угодно для души?»
На кого из ребят приходится этот вопрос, выбирает, кажем ленты; тогда считают сначала, и тот, на кого падет слово ленты выпадает из круга. Кто остается при таких счетах последним, тот остается либо пятной, либо должен искать спрятавшихся и т пр.

«Ехал мужик по дороге, сломал колесо и спрашивает сколько ему нужно гвоздей?»

На это спрашиваемый отвечает число, но до 10-ти, и тогда с него начиная считают, на кого попадет, тот выходит.

«Э́никина, бе́никина сикальца́
Сколько сто́ит колбаса?
Три копейки с половиной
Отвечала Катерина.
Что ты, что ты баба врёшь
Посмотри товар хорош».

«Э́ни бе́ни канафо́ра
И поймала баба вора.
Стала думать и гадать,
Как бы вора наказать.
Привязала руки ноги
И пустила по дороге».

Абрамова Прасковья, Васкнарва:

Нико́ла Чудотворец

Жил был, дорогая моя, мужик один бедный пребедный. Ничяво в няво не было; были у старика етово только три дочки́. Приспело теперенько времечко дочку́ старшу́ замуж выдавать, а прида́нова ни чяво . И задумал здесенько, дорогая моя, старик нехорошее дело, не Божеское, задумал ён послать дочку́ свою на широкий путь дорогу за легкой наживой. Потужили они да делать видно не́чево.
Под ночь смотрит старичек такой из себя се́денький ру́ку в окно засунул. На утро просыпается мужик и смотрит под окошко да гла́зы потирает, не верит глазам. Ляжит там кошелек да туго́й какой, а в ём все деньги.
Помолился мужик, Бога поблагодарил, да коше́ль с дяньгам дочке́ в приданое дал да яну замуж выдал.
Приспела пора второй дочке замуж идтит, приданова нету, – все старшо́й дал. Опять мужик согряшил и хотел втору дочку́ по то́рной дорожке пустит, а на утро глянь, опять кошель с деньгам под окном. Обрадовался старик горазд и втору́ дочку́ с приданым выдал.
Приключилось теперенько тоже и с младшо́й. Пошел мужик умиленный в церкву Бога поблагодарить да и обомлевши встал, видит в уккурат тот седенький старичек, кто деньги кидал в фортку, служит на амвоне. Пал мужик на колени и слёзно возблагодарил Господа Бога. А старичек то Никола Чудотворец был.

Марфа Петухова

Родилась в 1887 году в деревне Доможирки Гдовского уезда. Замуж вышла в Сыренец, а до замужества пять лет прожила в Скамье – деревне напротив Сыренца. В Сыренце живет уже 29 лет. Вырастила она десятерых детей. В деревне доверием своих сограждан не пользуется, (вычеркнута фраза). Баба хитрая, смекалистая, на жизнь смотрит легко и просто, и особенного уважения к чужому имуществу не питает, особенно к тому, что «плохо лежит». Натура далеко не поэтическая, но тем не менее добра и гостеприимна, особенно ставят ей в упрек ее нерелигиозность.

Цыган и змей.

Заспорились цыган и змей в кого силы больше: змей говори в мяня больше, цыган говори в мяня. Поряшили померяться силами. Змей взял камень, а цыган кусок старого тво́рогу и стали жать. В цыгана потекла вода, а в змея нет.

Были́ца.

Помер у нас на дярёвни малец. Положили яво в часовню. Девки сидели под вечер на супрядках и было им горазд бо́язно домой идтит, Ванька де в часовни ляжи́. Одная девка и говорит: «А я пуйду, сыму с яво са́ван и танцевать перяд вами в са́ване буду». Другие ня поверили, а яна пошла, сдела с яво саван и пришла на супрядки назад и припляхиват стала.
Когда пришла им пора по домам расходится, пришел мяртвец под окошко, стучит и говорит: «Отдай мой саван, Анна, Анна, отдай мой са́ван». Всех ён выпустил из избы, а яё нет, не пропущал. Ена от страха заболела.

Камянна стяна.

Былица ета еще в родителей наших рассказана.
Собрались в воскресенье девки в одну избу на гулянье, гуляют, пе́ют, пляшут. Вдруг являются с чужой дяревни рябята. Скопились в избы, а една маленькая девочка и говорит старшой, няни своёй: «Пойдем домой, я боюсь, руки в етих ребят в шарсти́, когти длинны, во рте огонь, а хвосты под лавкам ляжа́». Няня вывела свою подругу и говори ей: «Пойдем домой-ки, Таня видала в рябят руки длинны в шарсти́, а во рте пламя хви́ще». Ени ушли домой, а дом замуровался в камянну стяну. Буду окошки рубить – кровь тякё и все плачу. Буду двери рубить – кровь тячё и пла́чу. Дом так и остался запячатаным. На праздниках слышно там играю, пою, пля́шу, в бу́дни – тихо.
Так простоял дом сто лет закрытым, тогда ён открылся. Вошли, поглядели: хозяин и хозяйка на печке высохли, а девушки ляжат вниз глазью и померли.

Сказка
Мальчик с пальчик.

Рубил мужик дрова и отрубил себе пальчик, бросил ён пальчик за печку. Собрался мужик в поле идтит и говорит жане: «Принеси мне естить в поле, я приуставши и домой к обеду ня приду».
Пришло время обеда вдруг из-за печки выпрыгивает крохотный мальчик и говорит:
– «Будь моей маменькой, а я буду твоим сыночком и буду тяте есть носить».
– «Да где тябе», отвечае баба, «ты такой маленький да хорошенькой, где тябе снесть тяте поестить».
– «Нет, маменька, я снясу», взял узелок и пошел.
Попала яму навстречу соломинка, яму и ня перешагнуть. Он кричит: «Тятя, тятя я тябе есть нясу!» Тятя услышал, идет смотрит, а человека ня видит, но голос слышит: «Тятя, тятя я тябя естить несу!» Подходит ён ближе и види: маленький, маленький мальчик. Мужик и спрашивае:
– «Кому ты естить нясешь?»
– «Да тябе, тятя».
– «Откуль ты взялся?»
– «Да когда ты пальчик обрезал да за печь кинул, начал я с пальца тово растить. Рос, рос да вырос, а таперь тябе естить принес».
Обрадовался мужик и стали они втроем жить.

Мороз
(сказка)

Жили-были дед да баба, не было в их дятей. Родилась девочка. Мать помярла, девочка росла, росла и выросла. Женился отец на другой жаны и в той была своя дочь. Не взлюбила мачеха старико́ву дочь.
Ена просит и просит старика: «Мужик, а мужик, завяди Машу в лес – ёна все пачкает под сябя». А сама старуха все кисель ночью в кровать подливала.
Жалко было старику Маши да делать нечего. Вывел ён ей в лес и посадил под ёлкою. Стала Маша Богу молиться да плакать, одета ёна была плохо. Вдруг ена видит избушку на курьих ножках на пятушыих пагалёжках. Ена и про́си: «Избушка, избушка, откройся дверь, дай мне погреться!». Избушка открылася и Маша вошла, а там Мороз сидит, треск, щолк, все заморозит. Ена и про́си: «Мороз красный нос дай ты мне хоть шубу, дай ты мне хоть ва́ленцы, обогрей мяня – мне холодно.
Мороз ей принес и шубу и валенцы. Ей стало потяплее. Мороз и спрашивае: «Холодно ль тябе, Манюшка?»
– «Ой, холодно кормилец-Морозец!» Мороз ей ящо́ принес добра всякого.
Баба дома и говорит мужику: «Сходи, старик, погляднсь жи́ва яна аль мяртва́».
Запряг старик лошадь, поехал да и видит: сидит Маша живёшанька, одета обута да на большом сундуке си́ди. Взял ён ей на сани и к дому повёз. Баба дома блины пякё, а собака все окль плиты вертится: «Гав, гав, старик идё девку вядё – вся в золоте!».
– «Молчи паскуда, на блин и говори: «Старик идё, девку несё – косточки побря́кивают».
А собака всё свое: «Старик идё, девку вядё – вся в золоте».
Баба ей пяче́нником, а ена все своё. Вдруг ви́ди баба, едет старик и дочку вядё – всю в золоте. Не стерпело завистливо сердце старухи: «Вязи», говорит, «и нашу дочку́ в лес».
На утро снарядили дочку, надели шубу, валянцы, напякли пирогов с собой, привезли в лес и в тую избу и посадили. Приходит Мороз: «щолк, щолк не холодноль тябе девице?»
– «Не, не холодно и ня боюсь я тябя, иди во своя́си».
Тут Мороз разсярдился и к утру́ заморозил яну. Приезжает старик, подхо́ди к ей, а яна уже помярши́. Собрал кости ейны на сани и поехал. А баба дома блины пякё, а собака тут же: «Гав, гав, старик идё, девку несё, кострочки побрякивают!».
– «Молчи дура; на блин и говори: «старик идё, девку ведё, вся в золоте».
А собака блин съела да все своё: «Старик идё дочку несё, кострочки побрякивают!».
– «У-у вредная!», да как дастит ей пяченником. Вдруг видит идё старик да дочку́ мёртву нясё. Кинулась старуха, завыла да поздно.

Снягу́рушка
(Сказка)

Сделали дети со снегу куклу. В одного старика и старухи не было дятей, а старуха и говорит: «Хотела бы я пожить с дятям, а Бог не дал».
А дети и услышали и говорят: «Да мы принесем вам дятёнка».
Принесли ей куклу снежну, а прежны люди дураки были, ня понимали; поставили ей к печки греться – ена и растаяла.

Кароводная песня для детей:

Жила была царевна, царевна, царевна
Жила была царевна, царевна молода́
Ее любила вся страна, вся страна, вся страна,
Ее любила вся страна, вся страна
И злая ведьма прокляла, прокляла, прокляла
И злая ведьма прокляла, прокляла,
Ты спи, царевна, сотню лет, сотню лет, сотню лет,
Ты спи, царевна, сотню лет, сотню лет.
И выросла ограда, ограда, ограда,
И выросла ограда, ограда небольша
И прискакал царевич, царевич, царевич,
И прискакал царевич, царевич молодой.
И взял он ею руку, за руку, за руку.
И взял он ею руку, за руку.
И вот сыграли свадьбу, свадьбу, свадьбу
И вот сыграли свадьбу царевны молодой.

Загадки.

Два конца, два кольца, а по сярядины гвоздик (ножни́).

Маленький, горбатенькой всё поле перебёг, а сам сел в уголок (сярёп).

Два стоя́, два ляжа́, один хо́ди, другой во́ди (дверь).

Чатыре попа́ под одной шляпой стоя́ (стол).

Са́лена дыра по подла́вичью валяется (сковорода).

Без рук, без ног на баку скок (сарафан).

В вярху дыра́, внизу дыра́, посярёдке огонь да вода (самовар).

Кни́га – разви́га по краям волоса, а посярёдне славны чудеса (глаз).

Е́ду, е́ду следу нету́, ру́блю, ру́блю щепок нету (лодка).

Без окошек, без двярей полна́ горница людей (угурец).

Сидит баба на гряды вся в заплатках, кто не взглянет, тот заплачет (луковица).

Загадаю я загадку, перякину через грядку, пущай к новому го́ду, пущай к новому щастию (молотилка цапами).

Чатыре папа в одну лунку сса (корову до́я).

Сказка
Иван-дурак

Жил-был старик. В яво было три сына: Миша, Гриша и Ванька-дурачек. Стал отец помирать и наказывал: «Ходите мяня на мо́гилы караулить, три дни». Пришла черяда старшо́го – Миши, ён и про́си: «Ванюша, сходи, покарауль тятю!» Яму завёрну краюху хлеба, ён и пойдё на могилу и караули там всю ночку.
Втору ночь прихо́ди черяда Гриши, ён тоже про́си: «Ванюша, сходикось покарауль тятю!» Опять пошел Ваня-дурак на мо́гилы.
Третья черяда пришла Ванюше самому́. Вот полночью тятя яво и спрашивае: «Почему ня ходю Гриша да Миша, а все ты ходишь?».
– «Да яны боятся и ня хочут тябя, тятя, караулить».
Тогда отец и говори: «Коли ето так, то вот тябе от мяня подарок конь Сивка-Бурка-вещая каюрка. Коль тябе што надо буде махни платком да стукни камешком. К тябе и прибяжи Сивка-Бурка-вещая каюрка; ты ей в одное ухо войди, а в друго вон выди и будешь ты распрякрасный молодец». Сказавши ети слова отец замолк, а Ваня пошел восвоя́си.
В суседском царстве прославилась царска дочка́ и царь созвал жанихов к ей свататься. Кто буде самолучший, того и же́ни царь на дочке́ своёй.
Решил и Ванюшка ехать. Яво лошадь вперяду всех, выше всех да шибче всех. И сам ён красавец красавцем. Евонная лошадь как подпрыгне к само́му окну царёвой дочки. Ена и поставила Ванюшку жанихом – вдавила яму́ перстнем лоб и ён ускакал.
Царёва дочка и говори «Выйду за того красавца коему лоб пометила».
Вярнулись братья домой, а Ваня ляжи́ на пя́чи. Яму братья и говоря: «Был жаних один в царёвой дочки, яму яна в лоб кольцом тиснула. А Ванька ляжи́ и лоб тряпкой повязан и говори: «Ня я ли тамочко был». А братья: «О дюй, дурачина выискался, так и есть дя́лов царёвой дочке́ до тябя!»
А Ванька все свое: «Ня я ли там был».
«Молчи дурень», говоря братья, «ляжи сябе на пячи, ня таки там были, но ня одному царску дочку́ ня достать».
Дал царь приказ, чтобы все жанихи собрались и ён выбяри с кольцом на лбу. Скопились вси у дворца, а кольца нет ни в кого. Вдруг, ляти красавец на ко́не и подходит к царёвой дочке. Тут яна яму вложила в метку перстень. Делать нечево стали к свадьбы готовится, надо было дичи стрялять. Вси настряляли хороших птиц, а Ваня всё сорок да ворон. Царь и плаче: «Нельзя за дурака отдастить». Да делать нечево царское слово было уже дадено и сяграли свадьбу, а братья́ диву давались: «Вот Ваня-дурак каку сябе невесту достал».

Раз в нас в старо время приехал мужик один в Сыренец из Юрьева на лодьи. И пошёл ён гулять в Сыренец, да долго загулялся, уж за полночь стал к сябе на лодью ворочаться ночявать – ви́ди на лугу бела лошадь, ён от лошади, лошадь за ним, ён побёг шибче, и яна. Еле добрался до ладьи́, и лошадь успела отхватить от лодки щепку. Так то ня лошадь то была, а нячистый сам. Ён лю́би в нас на бярягу озера шалить. Вот раз опять ехал один сыренецкий мужик и видит около кладбища поперёк дороги ляжи белая больша лошадь, да така больша, что кругом ни с той ни с другой стороны объехать няльзя. Стябну́л ён тую лошадь кнутом, – яна́ вздынулась выше леса; ён спужался и ня помнил как до дому доехал.

Дело было под са́му Пасху; ехал мужик ночью домой. Доехал до кладби́ща; вышел из ворот человек и говори: «Стой, погоди!», а в самого ключи в руках и лошадь взял под узцы. Как ударил в двянадцать часов колокол сырянецкой церкви и вышел крестный ход вокруг церквы, пошёл маленький народ – мужчины и женщины с кладбища по дороги в церковь, видимо невидимо. Мужик сидел на возу в бяссознании. Когда народ прошел, мужик с ключам отпустил лошадь и сказал: «А тяперь поезжай, только ня раздави нашего маленького народа!». А сам вярнулся с ключам на кладбище.

Пошли мальцы в нашей дяревни яблоки красть, да вдруг слышат шум; яни́ спужались, думали хозяин идё, побягли и спрятались за анбар. А дело то было к ночи. Вдруг яны́ и слы́шу в анбаре поднимается возня, кого-то волочут по полу и слышны стоны и голос: «Черт, брось, оставь; черт брось, оставь!» Так яни перепугались что и без яблок побегли. На утро яны узнаю́, что в тым анбару покойник ляжал. Видно яво черти мучали.

Сястра моя спала три дни, три ночи и видала ена́ такой сон: повяли яну́ на тот свет. Вышли ей навстречу все помёршии: «Зачем пришла?»
– «Да вас всех проведать да мужика свово».
Ейный молодой муж помер, но яво ена не видала. Ена спрашивае: «Как вы тут живете?»
– «Да ничего», отвечали ей, «только когда вы нас хоро́ните гроб на гроб ня кладите, а то тяжело выходить, не успеть туда, куда посылают. И ня надявайте на покойников черное платье, а то приходится под кры́жей под капе́лью стоять и под солнышком, покуда платья ня выгоря, а ето горазд чижало. Платья машиной ня шейте, а рукам и без узлов, чтобы легко перешивать. Нам дают пить и естить; только тем, кто задави́вшись или зали́вши (утопились) тогда, когда дождь ляти́ при солнышке». Еще сказали ей два слова, только их ена ня могла сказать, – не велено было: как скажешь – так умрешь.

Рубил мужик в лясу дрова и подхо́ди ён к дереву одному, а в ём дупло большо́. Слышит ён пищи в дупле кто-то. Злянул туды́кося и види: в дупле три золотых дятёнка, а по колени серебряны. Хотел мужик взять их, а яны кусаются. Вернулся ён в дярёвню, рассказал другим, пришли вси смотреть, да никово уже не было.

Был в нас в дяревне пьяница Иван; ён помер от пьянства – опился. А в моего дядюшки сусед кузнец был. И вот ночью приезжает человек один и стучи: «Будь любезный подкуй мне лошадь, ехать ня могу, склизко». Дело-то зимой было. А кузнец и говори: «Да ня могу я ночью идтите в кузницу, кузница с мельницей рядом – мало ль делов каких там».
«Да уж будь добр», просит тот, «сколько хошь возьми, а подкуй». А мать яму и говори: «Да штож, Михайла, ня бойсь: я пойду тябя преследую, ведь деньги то получишь».
Ну Михайла оделся, пошел в кузницу, а мать сзаду. Отпер кузницу, вошел, а мать осталась за кузницей. Приготовил кузнец пя́тно, поднял ногу лошади, штоб пятно приложит и обмёр весь – види рука человеческа. Ен перепужался и говори:
– «Не, я ковать ня буду, ня могу!»
– «Куй, куй, сколько хошь бяри, а подкуй»
– «Да ня могу!»
– «Да ня бойся, я знаю, ты руку увидел; ето Иван ваш, знаешь, какой опившись, – вот на ём я езжу».
Мужик подковал, а денег не взял, т. к. понял кто с им говорит и худо от етих денег бесовских буде. А тот оставил пять рублёв на окне и поехал. Уж такой шум и хвист пошел, да огонь из под копыт так и хвище. Так кузнец после и сказал: «Не, уж больше пить ня буду, ни в жисть».

Раз одной бабы во время сна на покосе змей вошел в рот, а яна сон видела, быдто холодну воду пила. Проснулась и худо в ей на души стало. Ена говорит отцу: «Батюшка, уже как худо мне, я во снях холодну воду по́пила». Отец то сдогадался и пошел домой байню топить. Стопил и наломал малины, чтобы змей на малину вышел. Напоил бабу молоком, а кругом обложили малиной, положили на полку и стали па́рить. Яна стала блявать и змея выблявала.

Раз жа́ла я на покоси и увидела зме́я с двум головам и красным грябяшкам, как у пятуха. Я от етого змея бягом да и закричала, а ён мне как уда́ри в спину, и еще раз впрыгнул и всиво три разы вдарил. А как я бросила кричать, так змей и отстал.

Мядведь

Пошел мужик косить и говори своёй бабы: «Я буду ночь косить, а ты приняси мни на утро покушать». Ён ушел. Покосил, покосил, да присел покурить на камень. Вдруг пришел мядведь и схватил мужчину и уволок в лес и заборол в хворост. Поно́сит, поносит хворосту, сядет и слухает дышит ён аль не. А мужик тогда ня дышал в ето время. А медведь все нана́хывает хвороста больше и больше.
На утро жана принясла яму поестить; ищет-ищет, а мужика то и нет. Дошла яна́ до кучи хворосту и кликает тут яна услыхала слабый голос из кучи. Стала баба яво копать. Боро́ла, боро́ла (рыла) хворост и видит: ён в самом низу ляжит, еле жив.

Ежели увидишь на каком месте ого́нек ночью перебягае – беспряменно на том месте клад зарыт. Да ня всякому человеку клад дается. Вот сидела я раз у окошка окло двянадцати часов ночи, а окно мое аккурат на мо́гилы выходит (кладбище). Вижу я ого́нек перяносится от часовни на небольшое расстояние и ня низко, а выше ограды. Видела я етот ого́нек 2 ночи и рассказала в дяревни другим. Собрались яны вечером ко мне и все видяли ого́нек, а я сама ня вижу. Други говоря: «Гля огонь», а я ня вижу. Хотели ночью идтить на могилы, – дойдут до пол дороги – ноги оты́мутся и дальше идтить няльзя; и так нескольки раз. Днем вси ходили и нечево ня видели, и так целу няделю. Тады огонь перястал показываться. Пошли мы втроем: я, эстонка одная и малец смотреть, пошли в тое место, где ого́нек перенахивался. Увидели мы новый белый гроб и прикрыли мы гроб етот зямлёй. После, когда мы в дяревне рассказали ето, мне сказали, что ето клад мни был. Пошла я тогда с лопатой на тое место и стала копать, а гроба уже нигде не было. Вот и говорят, что клад надо уметь взястить. Яво надо брать одному, ночью с лопатой.

Проклятие

Мать с дочкой жа́ли. Мать стала ругать яю за што-то: «Ах ты, проклятая така в мяня накара́вши, тябя никуда ня унесё и ня заташиши́». А дочка́ возми и провались, а с тово места, где яна провалилась огонь шёл. Испужалась мать, плакала, с крестным ходом вокруг места тово ходили – ничяво не помогло и все с места тово плач слышен был. В нас стары люди говорили, что никогда няльзя дятей проклинать, а то их бес ута́шиши.

Раз мальчишка стоял на пороге, а мать яво заругала и столкнула с порогу – так яво вихо́рь поднял и унёс в лес в мох и завьяз там. Искали, искали яво и не могли найтить, только плач слышен там был. Когда мать молиться стала, то ён вярнулся и говорил: «Видел я всих – и коров и людей, а мяня никто ня видел».

Раньше было много проклятий, а теперенько Бог замянил.

Шла моя мать как-то рано по утру́ в дяревню Ямы. Идё мимо ручья и види сидит в ручьи на камни красива высо́ка баба и чешет косы грябнём. Мама сказала: «Бог помощь!». Баба так и свалилась с камня в воду и пропала. Дошла мама до дяревни и рассказывае вся в испуге про то што яна видала, а ей сказали, шту русалки ети кажды утро до восхода выходят волосы часать.

И́гры
В рюхи

Палки (рюхи) с руку толщиной и с четвярть аршина длинной, двадцать штук, разставляю в ряд дыбо́м (сто́я). Рябяты становятся от рюх насупротив на три аршина дальше и рюхой в аршин длинной и в руку́ толщиной выбиваю ети рюхи. Кто больше выбье, тот и в выигреше. Играю только рябята – девки не играю. В рюхи играю либо на деньги либо на орехи, а иногда и так просто.

В одну рюшку.

Наводят круг. Посярядину ставя одную рюшку. Каждый игрок по кругу окло своего места делал лу́мку. Один посряди круга караули рюшку – гоня́л. Каждый выбивает со своего места рюшку по очереди. Тот кто выбивает, посля тово как ён кинул палкой в рюшку бежит за своёй палкой, а гонял должон рюшку поднять и положить в сярётку и кто из них успе́е раньше добяжать до лумки, тот буде бить, а кто оставши, тот буде караулить.

На разбе́жечках

И рябята и девки становятся па́рами, а один становятся впярёд и кликае: «Гари, гари ясно, штобы не погасло, гля на небо птички лятя́».
Последня пара выбегае, один с одной – другой с другой стороны. Кого «клику́н» поймае с тем ён и становится в пару впярёд, а оставший становится кликать.

На ку́чках.

Один стоит и возле него сидит один – «ку́чка». Так становятся вси, а один лишний ходи ко всим стоящим по очереди и про́си: «Продай, кучку!» Отвячают: «Ня продажна». Так ён проходи раз. Начинае идтит в другой раз и спрашивае снова. И если кто-нибудь скажи «бяри!» То покупатель и продавец разбягутся в разны стороны, кто раньше прибягё к кучке, тот буде стоять и продавать.

На по́лочках

Собярется партия детей, штук десять, сосчитаются кому гонять. Затем ены́ закидывают палку. Пока гонял иде за палкой, рябята прячутся. Кого первого найдё – тот буде гоня́л.

На уголка́х.

Собярётся партия, сосчитаются кто буде карау́льщик на улице перяд домом. Караульшик перяд домом должо́н караулить палку, а рябята прячутся за дом и должны палку украсть. Караульщик заглядывает за угол дома, в то время из-за двугова уголка выбягае один и крадё палку. Тогда все выходя и тот снова караульщик. А если караульшик захватывае того, кто подкрадивается к палочке-воровочки то вор буде караульщик.

В та́нцы-га́нцы.

Рисуют на зямли клитки.и надо гнать палочку, на одной ноге скача, из клетки в клетку. Если попада́е черяз чарту́ или в клетки вон, тогда «готов» – очередь за другим. Кто раньше всих кончи – тот выиграл. Надо кидать палочку в кажду поочереди

В но́жичек

Пуска́ю нож так, чтоб ён острием воткнулся в землю. Первый раз пускаю с ладони, второй – с ты́льной стороны, (ножик придерживаю пальцем) третий – с головы, чатвертый с пляча, пятый – с локтя, шастой с пальца, сядьмой со второва пальца и так со всех пальцев руки и с большого пальца ноги, последний раз с зуба.

Былица.

Собирались два брта в леся́  за сеном. Один и говорит: «Вот, мама, я в лясу и жанюсь».
– «Да что ты», говорит мать «возьмешь ня зна́му, ня ве́дану, надо жану взястить зна́му и ве́дану».
– «Всё равно с какой мни жить, каку возьму, с той и жить буду».
Приезжают ены́ в лес к сараю, там в их сено было –, входют в сарай, а там сена и нет, а сидит красавица. Тому яна пондра́вилась, ён и говорит брату: «Я ею возьму!»
– «Да как ты возьмешь?»
– «Да как? А вот сде́ну крест и надену ей на шею и буде моя жена».
Ён так и сделал – сдел крест и ей на шею надел и стала яна яво́на. Начали братья спрашивать: «Как ты сюда попала?»
– «Ня знаю», отвечае. Посадили ею на дровни и привязли домой к матяри. Мать и удивляется, что ня сено привяли, а дявицу с двум сундукам и спрахывае: «Что же вы ето дявицу привяли а сено нет?»
– «Да не было сена, тольки дявица сидела».
– «А с чем сундуки-то?»
– «Да с у́гольям», говорит сын, в няво в дявицы было так запрошено.
И осталась эта дявица дома жаной младшого брата, а суседи удивлялись. Открыли сундуки: в одном золото, а в другом добро всякое. Поехали снова за сеном, а в сарае уже сено очутивши, и привязли яво. Муж то и говори: «Вот чу́да та какая сарай как был полно нако́шено так и снова, скажи́кось жана, откуда та, где ты была?»
– «Я была мамой проклянута и пробыла я срок под зямлёй, а тяперенько вышла».
– «А как ты там могла жить?»
– «Хорошо, только было тогдя тяжело, когда на зямли кто-нибудь начинал не благославясь ши́ться, то нас сквозь игольные ушки продяргивали. Надо шиться всягда благославясь, тогда проклянутых людей не будут продяргивать через игольные у́шки».

Иринья Сальникова (вероятно Ирина Салинина 1857 г.р.), д. Скамья:

Два брата

Жили-были два брата. И после смерти отца оба ожанились; старшо́й на бедной дявицы, а младшой на богатой. Зажили яны отдельными дворами, а то спукойствия не было в их: жинки горазд заругивались.
Пошли в старшо́во дети – мал мала меньше, а хозяйство все пло́ше и пло́ше. Ребяты вси голые бегали и по дяревни побирались. Вот и говорит жинка беднякова хозяину:
– «Гля, как в твово брата все до́бро растё, а в нас все сохне; поди, попроси в яво ло́шадь поора́ть».
Пошел ён к брату и проси:
– «Дай коня поорать».
– «Ну́ да бяри, да штоб назад скорей!»
– «Не буду долго, спасибочи!»
Выяхал на своё поли и стал ора́ть. Видит под кустом на яво поли мужичёк спи. Ён и спрашивае от братниных батраков:
– «Ето кто тут спи на моёй зямли?»
– «Эх ты дурак, дурак», говорят ты «счастье твуё спит, а братнино за ко́нем ходи».
Осерчал мужик подходит к кусту и ну охаживать дубиной счастье свое, мол што спиш. Проснулось счастье и говори: «Штош ты бьёшь мяня!»
– «А ты ня спи, а вывози мяня, рябяты голы, босы, жана бяз сарафану ходи, срамота одна да и только!»
– «Дак ты хочешь, штоб я помогло тябе?»
– «Так точно!»
– «Вот, пойди домой, скинь с жаны последний сарафан и продай, а за выручку новый купи и яво продай. Я буду тябе помогать».
Пошел мужик домой и говорит жане: «Скинь сарафан!». Скинула яна сарафан и пошел мужик в город. Продал сарафан и купил новый и тот продал. Что ни покупае – всякому сбыт хороший и цана хороша.
Стали яны́ с бабой и дятям в город жить собираться.
Вдруг слышит кто-то за печкой плаче, да так жалобно пригола́хывае. Смотрит, сидит старичек сгорблянный и плаче. Мужик и спрашивае: «Кто ты и зачем плачешь?»
– «Го́ре я, и как мне ня плакать, вот уязжаешь и мяня спокидаешь».
– «Ну, полязай в сундук», грит мужик, «я и тябя повяду».
Влезло горе в сундук, мужик сундук в землю закопал.
Ушел с сямьей в город и зажил барином.
Проведал про ето младший брат и говорит жане:
«Надо пойтить брата проведать», и пошел в город; пришел к брату и спрахывае:
«Как ето ты вдруг из бедного богатым стал?»
– «Да так, зарыл горе в землю и стал богатым».
– «А в каком месте ты яво зарыл?»
– «Да возле дому свово прежняво».
Вот завистливый брат пошел назад в дяревню, пошел к прежнему дому брата, откопал сундук и горе выпустил. А горе так яму на шею и повесилось: мол, ты такой добрый, что мяня выпустил и я тябя за ето век ня покину. Обеднел совсим завистливый брат и пришлось яму своих дятей по́миру пустить.

Рябята перед игрой считываются.
Ты́нцы бры́нцы рукава́
Прибяжали два быка
На зелёные луга.
Там и девица спала
До белого свету.
У ней денег нету,
Кабы были деньги
Серёжки курила
Серёжки венчу́жки
Всем по печушке.

Ты́нцы-бы́нцы
Муж на ры́нцы
Жена на реме́шке
Щелкает орешки.
Орешки калёные
Милому дарёные
Дарил Яшка
Из кармашка
И по целковому рублю.
Одну барышню люблю
Поцелую прочь пойду.

Андел ба́ндел козу гнал,
Немец курицу украл.
Не шуми моя кастрюля
Я водицы подолью.

Идет кисынька из кухни
У ней глазыньки опухли.
О чем киска плачешь?
Как же мне ня плакать
Повар пеночку слизал
И на кисыньку сказал.
Господа то рассудили
Кыске лапки отрубили
Кыска просит молочка
Её су́ют под бочка.

Белый камень, не вскипел
Сам полковник прилятел.
Он бяз лодки бяз вясла́
Яво кутька унясла.

Ти́ли, ти́ли, ти́ли дом
Загорелся козьин дом.
Коза выбежала
Глазы вытаращила.
Побяжала к кабаку
Нанюхалась табаку.
Побяжала к речки
Прищамила плечки.
Побяжала на погост
Прищамила себе хвост.
Прибяжала к дубу
Прищамила губу.
Побяжала к ели
Яё волки съели.

Стакан, лимон
выйди вон.

Раз, два три четыре пять
шесть семь восемь девять десять.
Вышел светлый месяц.
А за месяцем луна
Мальчик девочки слуга.
Ты слуга подай карету,
А я сяду и поеду
Я поеду на Ёрдань
Привязу тябя кафтан.

Агриппина Никитишна Кудрявцева-Роснер

Родилась в деревне Скамья в 1874 году, где уже с 12-ти лет принуждена была служить, вследствие стесненных материальных обстоятельств. Затем спустя четыре года переехала в Нарву, где служа в горничных вышла замуж за скамейскаго же рыбака. В деревне она считалась, из-за своего веселого нрава и живости характера первой заводиловкой и певицей. Потеряла она первого мужа довольно скоро и вышла спустя четыре года замуж за второго – эстонца недалеко от Скамьи в хутор Ку́ричек, где и живет по сие время. Несмотря на тяжелое детство и юность, она сохранила очень оптимистический взгляд на жизнь; уныние она считает большим грехом и к чужим несчастьям относится очень сочувственно. При всем сказанном она очень не глупа, хотя и не грамотна. Во всем ее облике есть нечто, что мы привыкли называть человек «себе на уме́».
Корыстолюбие одна из самых ее характерных черт, хотя и живёт она совсем не бедно.

На Мартынов день у нас в дяревни действовали:
Афонька – конюх (одет конюхом)
Барин (в сюртуке и пьяный)
Рыцарь (одет как военный: полеты, шашка с боку, шапка висяча)
Сау́л (слуга рыцаря)
Сестра саула

Афонька Малый и барин говорят:
– «Афонька Малый!»
– «Что барин-пьяный?»
– «Ты мово коня поил?»
– «Поил!»
– «А што в няво верхня губа суха?»
– «А за то, что про́луба высока была».
– «Ты бя яё подрубил».
– «Да я и то коню ноги отрубил».
– «Ты бы яё подсёк»
– «Да я и то яму голову отсёк»
– «Ты мово коня извёл!»
– «Не, я не извёл, собаку на псарню свёл».
Тогда выходит рыцарь и зовёт:
– «Саул!»
Саул вышел.
Рыцарь: «Отдай сястру, а то тябе будит конец».
А в лясях слышно поет сястра:
«Ты что вооружил, ты злодей против мяня, я давно отца лишилась, давно мать моя в зямли».
Тогда рыцарь становится перед Саулом на колени и просит:
«Саул, Саул, прости мяня, я поступал жастоко с тобой!».
Тогда Саул застреливает рыцаря.

«Ве́рба, ве́рба, ве́рбочка
Золотая ве́точка
Не расти верба́ во ржи
Ра́сти верба на мяжи́.
Ветер вербу не бярёт
Кенарейка не поё.
Кенарейка Сашенька
Соловейка Машенька
Саша ходи по́ полу,
Лисий тулуп до́ полу.
Саша скаже «чей такой?»
Маша скаже «мой милой».
Мой милой
Удивительный такой
Удивил мяня милой
Не своей красотой
Я ня мила над тобой
На пячали никакой.
Я ня требую вас,
Что довёл бы ты нас.
Я лихова отца –
Знаю буде бить мяня.
Вы ня бейте мяня,
Ня ругайте мяня,
Вы пошлите мяня
За тёмны ляса.

Екатерина Мурова (1871 г.р.), Ям:

Караво́дна песня

Стой-ка моя ро́шша,
Стой моя зялёна.
Во той рошши мо́лодец гулял
Оборони́л вяночек против ма́меньки
Маменька пойди, ро́дна вяночек поищи,
Маменька пошла, вянка в рощи ня нашла.
Всё мое горе гореваньице
Гуляй моя ро́шша,
Гуляй весялись.
Во етой во рошши
Молодец гулял.
Оборонил вяночек против девушки.
Девица пойди вянок поищи,
Девица пошла, вянок в ро́щице нашла.
Радость все радость мое радова́ньице!

Ежели рябёнка проклянут, назовут либо чёртом, либо дьяволом – то рябёнок такой руса́лкой делается.

Елизавета Криворукова, д. Ям:

Сказка

В деда да бабы была курочка ря́ба. Хорь хори́ще – злой мужичище унёс у деда и бабы курочку рябу. Всплакали дедка да баба. Пришёл старик и говорит:
– «Что вы плачете дед и баба?»
– «Да как нам ня плакать, пришел хорь Хорище – злой мужичище и унёс курочку рябу».
– «Ну, ня плачьте, я найду».
Пошел ён в лес, идет, идет и повстрячал дуби́нку-погре́й спи́нку.
– «Что ты старик ищешь?»
– «Да вот хорь Хорище злой мужичище унес курочку рябу, так я яво и ищу».
– «Пойдем вмястях!»
– «Пойдем»
Пошли вмястях, искали, искали ня нашли. Вернулись к дедке с бабой, а те все плачут.
– «Ну, ня плачьте, пойду ящё».
Пошел опять. Идет в лясях по страпинке и повстречалось лы́чко-невяли́чко.
– «Куда старик идёшь?»
– «Да Хоря Хорища ищу!»
– «Возьми мяня с собой!»
– «Ладно идём».
Искали, искали и ня нашли, снова вярнулись, а дедка с бабкой пуще прежняго плачут.
– «Ня плачьте», говорит старик, «ящо пойде поискат».
Идет, идет по́ лесу, из леса выходит слизянёк-малянёк:
– «Куда старик идёшь?»
– «Ищу Хоря-Хорища злого мужичища».
– «Возьми мяня с собой!»
– «Ступай, если хочешь».
Искали, искали никаго ня нашли и опять к дедке с бабкой пришли. Все плачут ены.
– «Ня плачьте, снова пойду».
Пошли все четвяром по дорожке: Старик, дубинушка-погрей спинку, лычко нявяличко и слизянёк-малянёк. Идут по дорожке, выходит из лесу рак-бурла́к.
– «Куда старик идёшь?»
– «Иду искать Хоря-Хорищу злого мужичищу».
– «Возьми и мяня с собой».
– «Коли так, то идём»
Пошли четвяром, дедка пятый. Набряли в лясах на избушку, вошли в няё. Дубинушка-погрей спинку лягла на печку, лычко-нявяличко за печку и слизянёк-малянёк на порог, а рак-бурлак за порог. Как стала колотить дубинка по печки, как стала колотить, Хорь-Хорища злой мужичище как выбяжит, запутался в лычко-нявяличко, насилу вырвался да и подскользнулся на пороге о слизянка-малянка, а тут яво рак-бурлак и схватил. Получили яны курочку рябу и отнясли дедки с бабкой.

Стал тону́т естонский мужик и стал свово́ естонского Бога призыват, а ня помогала – тонул все больше и больше. И вспомнил, что у русских есть Бог Микола, который спасает утопающих. Стал ён яму моли́ться и вдруг откуль ня возьмись толстое брявно. Ён зацапился и выплыл, а Миколы поставил пудовую свечку.

Мояму сыну раз чудилось в нас в Стру́ги русалки две плещутся. Волосы в их распущены и всё промеж сябя горовя, яво позову, маня яво к сябе ближе и в ладоши хлопаю. Ён испужался и ня шёл к им ближе, а побяжал от их, а яны по воде за им. Так насилу ён в дяревню добежал.

Были раньше кулдуны́ и ихняво глаза люди боялись. Если в такой кулдун попадался навстречу, то люди спяшили куды б нибудь заитит, чтоб с кулдуном ня повстречаться.

Былица

Жил-был сапожничек. Сидел сапожничек, сапожки поклопывал, сам в окошко глядел да Христа поджидал. Люди в то время говорили, что Христос по зямли ходит. Вдруг увидел в окошко девочку побиру́шку, а погода плоха; он яю позвал, накормил, обогрел. На утро девочка ушла, а сапожничек в окошечко глядит да Христа поджидает. Дело кло́нилось к вечяру, а на улице погода была, вдруг видит мальчишка побирушку. Жаль яму яво стало, позвал к сябе, накормил и приютил. На утро ушел парнишечка, а сапожничек опять сел Христа поджидает. И ждет и ждет, к вечеру дождь полятел. Видит сапожник старичек старенький стоит и мокнет. Позвал яво тож сапожничек, приютил: «а, хлеба», говорит, «в мяня больше нету». «- Ничего», говорит старичек, поди поищи, авось найдутся каки кусочки старые».
Открыл сапожничек шкаф, а там уже хлеб ляжит. Поели. Переночявал старик, а наутро ушел.
А сапожничек все ждет у окошка Христа. И вот чудится яму голос девочки-побирушечки: «Я был»; потом голос мальчика побирушки: «я был!» И голос старичка сказал: «я был».

Леонид Гойдов (Леонтий 1866 гр.), Ка́роль:

Перед игрой дети считаются:
«Ко́ндрь-мо́ндырь козу гнал.
Немец курицу украл.
Все ухваты взбунтавали,
Кочярга плясать пошла».

Ваня баенку топил,
Дым с окошка повалил.
Ваня думал что пожар
Схватил вёдра побяжал.

Стяпан Гамзеев, Верхнее село (скорее всего д. Кароль):

Сказка

Ляжит в поли лошадиная голова. Прибяжала мышка-норы́шка и спрашивает: «Те́рем теремо́к, кто в тереме живет?» Никто не откликается. Прыгнула мышка в терем и зажила себе. Прискакаля лягушка-квактушка и спрашивает:
– «Терем теремок, кто в тереме живет?»
– «Я, мышка-нору́шка, а ты кто?»
– «А я – лягушка-квакту́шка».
Прыгнула лягушка в терем и стали жить вдвоем.
Пришел на горе́ увёрты́ш.
– «Терем, терямок, кто в теряме живет?»
– «Я – мышка-норушка»
– «Да лягушка-квактушка, а ты кто?»
– «А я – на горе увёрты́ш».
– «Иди к нам!»
Стали жить втроём. Пришел волк.
– «Терем, терямок, кто в теряме живет?»
– «Я – мышка-норушка»
– «Я – лягушка-квактушка»
– «И я – на горе увёрты́ш, а ты кто?».
– «А я из-за угла хвати́ш».
– «Ступай к нам!»
Зажили вчетвером. Пришел мядведь и спрашивает:
– «Терем-терямок, кто в теряме живет?»
– «Я – мышка-норушка»
– «Я – лягушка-квактушка»
– «Я – на горе́ увёрты́ш».
– «И я – из-за угла хвати́ш».
– «А я вас всех дави́ш», прорявел мядведь и раздавил лошадиную голову.

Песня, песня, песенка,
Есть на печки лесенка.
Приходи мяня искат
Я на печке буду спат.

Как кот ходил в Пячоры Богу молиться …
Жил был кот. Ряшил ён пойтит в Пячоры Богу помолиться. Пошёл. Идёт, идёт, а навстречу яму баран и спрашивает:
– «Кисинька, куды ты идёшь?»
– «В Пячоры Богу молиться»
– «Возьми мяня!»
– «Там широка канавка, тябе не перяскочит».
– «Перяскачу!»
– «Ну, идём двое».
Шли, шли, а навстречу пятух и спрашивает:
– «Кисинька, кисинька, куды идёшь?»
– «В Пячоры Богу молиться»
– «Возьми мяня!»
– «Там широка канавка, тябе не перяскочить».
– «Перяско́чу!»
– «Ну, пойдем втроем».
Идут втроем – навстречу бык и спрашивает:
– «Кисинька куды ты идёшь?»
– «В Пячоры Богу молиться»
– «Возьми и мяня с собой!»
– «Там широка канавка, тябе не перяско́чит».
– «Перяско́чу!»
– «Ну, иди».
Пошли все. Пришли к широкой канавы; все звери перяско́чили, а быку было не перяскочить; он как втиснул ро́ги в зямлю и задурел, все разбяжались кто куда – и сказка вся.

Шли втроем: один был пляшивый, второй сопливый, а третий вшивый. Была жара. Пляшивому на лоб садились сле́пни – ен их рукой и отгоняет.
У сопливого тякли сопли ниже бороды – ен их все отбрасывал. А вошиваго кусали вши и ен все время обоими руками чясал сябя.
Яны промеж сябя уговорились, чтобы при людях пляшивый ня сгонял сляпней, сопливый ня сгонял сопли, а вошивый ня почахывался. Подошли яны к речки. Пляшивый стал кричать перявоз и махать руками и етим вместе и сляпней сгонял. С другого бярега выехала лодка и стала заязжать по тячению выше, а сопливый отирая сопли рукой кричал: «Заворачивай сюды, заворачивай сюды». А когда лодка подъязжала и вошивый нашел прядлог спину почясать. Ен юля́ и ёрзая говорил: «Вот и подъязжает, вот и подъязжает!»

Дарья Клинцо́ва, Верхнее село (Дарья Климцова жила в Кароли, 1880 г.р.):

Зага́дки

Сидела барыня под горой и любовалась над своей дырой. «Дырочка, дырочка куда тябя деть, иль на живое тельце одеть». (колечко)

Мяня частенько просят ждут, когда покажуся, то прятаться начнут (дождь).

Между гор и между ям, лятит птица холуян. Нясет во́ рте огня, посярёд хвоста – узелок овса (пуля).

Две головы, шесть ног, две дыры, один хвост (Баба на кобыле едет).

В нашей избушки висится пятушок без кишок (рукомойник).

Стоит бык на границе, половина на естонской, половина на советской. Кто яво дои́т? (Бык ня доится).

Стоит бычище расклёвано бочище (изба).

В нашей избушке белые лебеди сидят (зубы).

За белыми берягами тарара живет (язык за зубами).

Шел по мужик по дороги, попалось яму две дороги – он в обе пошел (брюки).

Пришла вясна. Баба раскопала грядки и посадила много лука в грядки и стоит и задумалась. Идут мимо два Апостола Петр и Павел и спрашивают:
– «Что ты, бабушка, задумалась?»
– «Да вот, детушки, насадила я много лука, а куды яво деть?»
– «Не тужи, бабушка, пусть будет тяперь Пятровский пост, чтобы твой лук пригодился».

Колыбельная.

Лю́ли, лю́ли, лю́леньки,
Прилятели гу́леньки.
Они к Зоиньке подсели,
Зои песенку пропели:
А баю́, баю́, баю́,
Не ложися на краю
Тебя во́лки забяру́.
Придет серенький волчёк
Хва́тит Зою за бочёк.
И притащит во лесок.
За ракитовый кусток.

И́гры
В куманцы́

На земле рисовали большой круг. В круг становится один человек, который держит в руке палку (ручная палка). Этой палкой он подбрасывает маленькую палку – «куманец» за круг. Стоящие же за кругом имеют только по одной большой палке, которой должны дотронуться до кинутого «куманца» или поймать его на палку и тогда идет на смену тому кто в круге. Если же никто не поймает «куманец», то с того места, куда упал «куманец», надо его кинуть рукой в круг, а стоящий в круге должен палкой его отразить. Если он отразит, ручной палкой от «го́рона» (круга), то от того места куда упал «куманец» до «го́рона» мерят ручной палкой сколько палок будет, и стоящий в круге «засылает скаки́ль», т.е. тот, кто кидал рукой куманец и не докинул должен расстояние от «горона» до куманца скакать столько раз, сколько палок было в разстоянии. Дети во время «скакиля» кричат «лягуха под ногой!».

В то́рбу

Один сидит, другой кладет лицо ему в подол (в то́рбу), наклонится и руки положит на задницу. Тогда кто-нибудь подойдет и ударит его. Если он верно отгадает, кто его ударил, то идет последний «в торбу». Если же нет, то первый будет отгадывать до тех пор пока не отгадает.

Золото хорони́ть.

Все садятся в ряд, а одна ходит со щепочкой либо платочком и сует руку с платочком всем в подол по очереди, и у кого-нибудь в конце концов оставит в подоле; а другая стоит в сторонке и смотрит, потом отгадывает; если она отгадает, то пойдет сама хорони́ть. В то время когда она прячет, то все поют:
«Уж я золото хороню, хороню
Са́мо чисто серябро.
Вы найдите яво,
Посушите яво.
По три у́тра, по чатыре.
В мяня плети золотые.
Хо́чем пле́ти би́ти,
Плети не найдити.
Га́дай, га́дай де́вица,
Отгада́й красавица.
Не по полю и́дучи,
Косу ру́су пле́тучи
На боярский двор,
Не в калину, не в малину –
В чёрну ягоду сморо́дину
Зажимайте подолы!»

В шмы́к

Садятся в кружок и согнут колени, садятся совсем тесно друг к другу, а середину круга накрывают одеялом. На это одеяло становится одна на колени и старается словить скрученное полотенце – «шмы́к», который другие передают друг другу по очереди под коленками. У кого на словит, тот идет в середину.
Эту игру по большей частью играют бабы. Играют ее и на дворе.

На кисеньках.

Один из играющих кот, одна – бабушка, а один – хозяин. Остальные садятся в ряд. Хозяин дает следящим различные имена: «сыр», «ветчина», «масло» и т. д., но так чтобы кот и бабушка не слышали. Когда это готово, кот приходит к хозяину и говорит: «Бабушка купила тебе платье». Хозяин идет к бабушке и спрашивает правда ли это. Кот в это время кого-либо утащит. Хозяин возвращается и зовет:
– Кись, кись, кись! – Кот приходит и мяукает: «Курняу». Хозяин спрашивает:
– «Где ты был?»
– «На кры́же»
– «Что ты там делал?»
– «Кушал масло» (то что утащил)
– «Плюнь!»
– «Боюсь, бе́ло будет».
Если кот плюнет, то хозяин начинает его бить и кот убегает. Обыкновенно кот плюет, когда стащит последняга, тогда игра кончается.

Во́рон.

«Ворон» сидит на земле и капает ямочку. Кругом ходит мать с детьми. Мать спрашивает:
– «Ворон, ворон, что ты делаешь?»
– «Ямочку капаю»
– «Что тебе с ямочкой делать?»
– «Иголочку ищу»
– «Что тебе с иголочкой делать?»
– «Мяше́чек шить».
– «Что тебе мяшечком делать?»
– «На твоих детушек кидать»
– «Что они тебе сделали?»
– «Бог да горох вытаскали».
– «Какой он был высоты?»
– «Вот такой»
– «А у меня был еще ниже изгороди».

Ворон начинает ловить детей, которые в хвосте матери прицепившись друг у другу бегают, а мать расставив руки их защищает. Когда все дети переловлены, ворон начинает ловить мать.

Мария Солодова (1879 г.р.), Верхнее село:

Загадки

Швы́р, швыр, швырчи́, из порток торчи (ква́сник с клячём, тячёт квас).

Сто́и баба на дороги, раскоря́чины руки, ноги, пришел мужик – Благослови Господь (соха́).

Си́ни штаны, бе́ла подкладка, а что в портках, то сладко (сахарная голова).

Рос повы́рос, с порток повы́лез, с кончика залупился – красным девушкам полюбился (оре́х).

Криво ня прямо, куда ты бяжишь? – Стрижена бяда́, что те нужно до мяня (ряка и поко́с).

Сам портной – ноги камянны, головы́ глу́бятся, – люди ко́рмятся (не́вод).

Екатерина Ивлева-Зуева (1855 г.р.), Верхнее село:

Сказка
Про разбо́й.

Была у попа́ дочка – звали Машей. Приехали разбойники сватать Машу. Приехали окрути́вшись и обрядившись: по́льты черные, кушаки красные, шапки хорошие. Сосватали Машу, посадили в сани и уехали. Ена все привязывала а́лы ленточки по дороги.
– «Что ты ленточки привязываешь?» спросил ейный муж.
– «Я замечаю, штоб ня заблудить ко́ням».
Привяли яё в большой, большой дом и частокол большой огромный сделанный, и собаки больши́ на цапа́х. Вот поехали разбойники на охоту, а Машу одну́ю дома оставили. Маша думала, как бы ей сойтить во все комнаты и посмотреть, что там е. Пошла, открыла перву дверь и видит комнату; в ей всё человечьи головы; открыла втору дверь, а там всё человечьи руки-ноги. Открыла третью комнату, а там всё человечьи туловища. Маша хо́ди по комнатам, а собаки на дворе ла́ю и я́мья рою, чтобы выбяжать и хозяевам сказать, что Маша убяжать хочет. Маша выбяжала да через собачью яму и убягла́. Добяжала до леса, а там хата в лясях, а в хаты старый дедушка. Ена и про́си: «Дедушка, родненький, запрячь ты мяня куда-нибудь!».
– «Ах ты, у́тушка, куды я тябя спрячу; на пя́тра, где сено склада́ю ня могу – разбойники найдут тябя».
– «Дедушка, посади мяня в печку».
Ён посадил яё в печку и снега нарыл в печку, потом дров наложил сперяду. Слышит дедушка, что разбойники едут, ён зажег дрова.
Ены, как приехали, так и вскочили в избу:
– «Дед, нет ли в тябя кого-нибудь спрятавшись?»
– «Детушки, кормильцы, да кто ко мне старому пойдет!»
Стали разбойники бороть (искать). Боро́ли, бороли, ня нашли никого.
– «Да нет ли в тябя в печки посажено?»
– «Да, детушки, кто в огонь пойдет».
Ены уехали, а дед ей с печки вон. Наложил сено в мешок, а яё в сено, положил на лошадь и поехал к попу. Привёл к дому и кричит: «Поп, а поп, возьми дочку». Ена кричит: «Тятя возьми мяня». Поп взял дочь назад к себе.
Через долго время приезжают разбойники, а Машу спрятали. Мать и спрахывает:
– «Как наша Маша живё?»
– «Да что ей, живёт в неги и хо́ле».
Тогда мать вывяла Машу и спрахывае: «А это кто?»
На сяли обнясли цепь, чтобы разбойники не могли выбраться и всех и переловили.

Колыбельная.
Кисенька-коток,
Кися серенький коток,
Кися беленький лобок
Что в пячурочке сидит
Сера лапка в головах,
Кунья шубка на ногах.
– «Заинька, на ёлочку,
Беленький, на ёлочку»
– «На ёлки иголки,
Боюсь – наколюся»
– «Заинька в кусток,
Беленький, в кусток»
– «Кусточек ре́денький,
А я заинька беленький».
– «Заинька, в боро́здочку,
Беленький, в боро́здочку»
– «Боро́здочка ме́ленькая
А я заинька беленький».

Мария Гла́дышева, Князь-село (в Верхнем селе жила Мария 1873 г.р.):

Загадки:

Крысы байню завалили (поросяты свинью завалили).

За байней лысый конь глядит (месяц за баней).

Целый день кланяется, придет домой растянется (топор).

Висит болтается – все за няво хватаются. (полотенце).

Два братца ходют каждый день купаться (вёдра).

В двух матярей по пять сыновей – все в одно имя (пальцы).

Под шляпкой стоит чятыре братца (стол).

Красная шапочка всю землю пробяжала и наконец под крыжу села (сярёп).

Со́рок одёжек и все без застёжек (капуста).

Без окошек без двярей полна горница людей (огурец).

Два амбара полных масла (но́здри).

Два братца один на одного глядят, но никогда не сходятся (глаза).

Без кожи без костей родился канарей (жебе́ль – гавно).

Два конца, два кольца, а посяредине гвоздик; (ножницы).

Стоит баба на мосту и кричит: «Всех обоссу!» (самовар).

Висит качается, кто придет – покается (лампадка).

Сидит баба на грядке вся в заплатках (лук).

Летит, а не птица, вуёт, а ня зверь (ветер).

Летит – воет, сядет – землю роет (жук).

Еду, еду следу нету, а ру́блю ру́блю крови нету (лодка).

Под полом доска ляжит, не гниет и не плесневеет (язык).

Мяту́, мяту́ ня вымету, нясу́, нясу ня вынясу, стемнеет – само уйдет (тень).

В согласном ста́де и волк не страшо́н, сам пропадае и дело общее выручае.

Игры
На селёдках.

Один стоит спиной к остальным ребятам на довольно далеком расстоянии за чертой. Стоящий спиной считает: «раз, два и три». Пока он считает за его спиной бегут. После «три» он оборачивается, и если кого застает в движении, заставляет идти назад за черту. Когда оборачивается все должны стоять неподвижно. Кто же успеет так добежать, чтобы «селёдка» (стоящий) не видел и ударит его в спину, тот сам будет «селёдкой».

На фа́нтах.
Все садятся куда-нибудь либо на дворе либо в комнате и каждый должен иметь фант – либо щепочку либо ленточку или что-нибудь подобное. Один подходит к каждому и спрашивает различные вопросы, на которые можно отвечать, только так, чтобы не произносить «да» и «нет». Кто же ошибается против этого – дает фант. Обыкновенно тот кто спрашивает, сначала говорит:
«Барыня прислала сто рублей. Что хотите, то купите, «да» и «нет» ня говорите, не смеятся не лыбаться рукам воли ня давать, бе́ло, чёрно не покупать».
Когда будут от всех собраны фанты, то тот кто собирал фанты ищет из среды играющих кого нибудь, кто будет говорить, что каждому фанту делать. У него глаза закрыты, а собиратель фантов держит чей-нибудь фант над головой его так, чтобы он не знал чей фант и спрашивает: «Что должо́н сделать этот?». Тот отвечает: «либо на ножке проскакать, либо на речке умыться сойтить, либо в комнату сойтить». Каждый должен выполнить то, что от него потребуют.

Нагова́ривать.

Все сидят, а один уходит куда-нибудь подальше. Тогда один из сидящих встает и начинает у каждого спрашивать, что он хочет сказать об ушедшем. Один скажет: «Кофта дра́на», другой что-нибудь другое и т. д. Когда все скажут, приходит тот:

«Здрасьте!»

«Здрасьте, я была на балу и слышала про молву», и начинает все говорить, что кто сказал. Тот должен угадать. Если он угадает, то идет тот на кого он угадал, а если не угадывает, то идет ещё раз.

В мерика́нку

Разделяют на две партии. Рисуют два «го́рона» (поля). Тянут жребий кому достанется мяч и затем каждая партия выбирает себе капитана, и начинают мячем выбивать друг друга. В кого попадет мячем, тот выходит, пока с одной стороны ничего не останется.

В ба́нтики

Складывают конфетные бумажки и каждый кидает свою бумажку ладонью о край стола или подоконника так чтобы она прикрыла чужую бумажку. Если она прикроет значит эта бумажка взята. Кто наберёт больше всех бумажек, тот выиграл.

Федор Колосов (вероятно деревенская кличка, Колосовы жили в д. Степановщина), Князь-село:

Снягурочка
Сказка

Жили дед да баба и стали ени зимой со снегу девочку ляпить. Ены сляпили и привяли в комнату. Яна ожила и стали к ней подружки ходить. Однажды яны пришли и позвали в лес за ягодам. Подруги собирали ягоды и яю потеряли. Тогда и бабушка с дедушкой пошли искать яю, кликали, кликали, но яна не откликывалась – так яна и потярялась.

Петр Гамзеев, Князь-село (скорее всего д. Кароль):

Я скакала, я скакала
Себе ноженьку сломала
Побяжала домой,
Завязала травой.
Думала что легче
Завязала крепче.
Меня маменька ругала,
Посылала к дохторю.
Дохтурь едит на коне
Балалайка впяреди.
Тря́хнет, тря́хнет балалайка
Ня твоя дочка́ хозяйка.

Ах ты, Катенька, подпузатенька,
Ложка гнётся, нос трясётся,
душа радуется.
Катя, Катя, Катярина,
Нарисована картина.
Нарисованный портрет
Тябя любит, мяня нет.

Два брюшка четыре ушка (падушка)

Сам худ, а на головы пуд (бязмен)

Висит корова дырка готова, пришел бык в дырку тык; корова «мык» – спасибо бык (замо́к).

Не море, ня река, ня кора́бель, ня плавать ня ходить нельзя (Болото).

Что стоит сряди Киева? (Е – буква).

Наталья Криворукова, Омут (скорее всего д. Ямы):

Катился яблок мимо сада,
Мимо сада винограда.
Шёл, шёл ня дошёл,
На боярский дом нашёл.
Там яво били чатыре дубины
Пятый косте́ль поламать костей.

Чивки убрывки в городи Кико́вки,
Заяц месяц где был? – В ле́сях,
Травку рвал под колодку клал. –
Туп крест пу́га вон!

Тинти, брынти два кольца,
Завтра масляница.
На святой нядели
Сделали качели
С качеля́ упали,
На Кузьму сказали.
Ку́зьма божится не я –
Балалаичка моя.

Марфа Григорьева д. Омут (возможно это Майкова Марфа Григорьевна из д. Переволок 1876 г.р.):

Плавунчик
Сказка

Жил-был мужик да баба, в их ня было дятей. Ехал раз царь на ухо́ту и проехав захутел ночявать к бабы и мужику. А бабы пришло время родить и родила яна сына. Там стуяли три бабушки и одная сказала:
– «Я благославляю яво долгуй жи́зенью».
Друга сказала: «А я хорошей и бугатой жизенью».
А третья сказала: «А я благуславляю, что в таком-то царстве царица родила дочку и яму там царствувати».
Ето всё слышал царь и сказал: «Прудайти мни етаво рябёнка». Ён буялся, что етот мальчик буде править яво царством – в яво жана родила девочку.
Муж и жана пуговорили, пуговорили и продали. Царь сделал смоляну корзиночку, положил во тудвикося и пустил в ряку́, штоб ён прупал. Ён плыл, плыл и приплыл к берягу, а один мужчина был с не́вудом на́ мори и увидел в тростнике курзиночку. Поглядел, а тама мальчик. Пришёл к жани́: «Вот, баба, смотри подплыл мальчик какой. В нас вси девочки, мальчишков нет, вузьмём яво сябе.»
Баба согласилась. Судили, рядили как назвать яво – решили Плавунчиком. Так и стали яво растить. Растили яво растили и стал ён большим и красивым из сябя.
В ето время к етим людям заехал царь. Покушал и спрахивае: «Кто етот такой красивый мальчик в вас?»
– «Да», говорит мужик, я нашёл яво в трустники в маленькой курзинки в смоляной.
Тут царь спугался что етот тот мальчик, куторого ён пугубить хутел и говорит мужику:
– «Хочу послать сынка твуяво́ с письмом к королевы».
Снарядили мальца, а царь яму грамоту дает и в ей написано: «Когда приедет парень с грамотой, вяли яво схватить и сварить в котли».
Шёл Плавунчик шел, настала ночь и набрёл в лясу на один дом и попросился ночявать.
В тым домики жила струшка волшебница. Яна взяла ночью письмо и написала: «Мой приказ жанить етаво парня на муёй дочери ящо до муёва приезда». Пришел малец к царицы и вси удивились очень. Некогда ни пиво варить, ня вино курить, а за свадьбу рука́м браться.
Приехал царь и говорит:
– «Исполнили ли вы муй приказ?»
– «Да, мулодыя уже пожанились».
– «Как так?»
– «Да вот грамота, ня ты ль яю писал?»
– «Да я вялел яво живым сжечь».
Но не́чаво делат, молоды уже спали вмястях. И стали жить поживать, добра наживать.

Прасковья Юдина, акушерка, родом из России, 76 лет, д.Омут:

Отец мой ночавал на ряки в ладьи и коло беряга был синий камень, и у камня тово причужа́лось. Отец то ня верил, всё говорил вру́. А раз, говорит, идё кто-то на лодки и скрыпит штото по ладьи и возьмё худь стояк (кол) и «трях» колом ра́зы три. А отец мой матю́жник был и слышит ён спускается в отцовску шакшу (каюту) и идё и гляжу, говорит, бярётся за кранпия (заслонку) и отворяе уж. А я, говорит, ах ты такую еткаку, што ты пришёл? Да мать твою так, зачем ты пришел, зачем тябя сюда принясла, па́шкай тя па́дарой, куды бы тябя утащили. И с тыих пор ня видал и ня слыхал больши яво.

Был задавивши один старик, и посли смерти по вечара́м как станит за окошко и стоит. А суседка моя стоит у окошка и говори: «Ягор, гля, гля никак дед наш пришодцы́».
– «Боюсь, мамка, ня пойду».
Стала яна крястить окошко и молиться. Помолилась и завесила окошко. Как подошел вихо́рь, так и унясло яво виˊхорем.

Ольга Кутанина, Скорятино (такой фамилии не было):

Моя бабушка сляпа была и вот ей раз сон был: что за столько-то вёрст, у таких-то сосен ночью клад тябе подастится, идите, мол, и возьмите. Ены пошли и стали копать на тыим мести и выкопали три мяшечка пуговок старинных медных и других.
Через день пришел ей другой сон, что ня туды пошли вы на нясчастье выкапали, а счастье под другими соснами. А тяперя клады не подаются. На мести клада всягда свечка све́ти.

Дети читаются перед игрой:
Пе́ле-ме́ле, чу́ха-рю́ха, и́ва ду́ха, крест гром выйдит вон!

Сидит му́жик на краю,
В яво семеро рябят
Вси по лавочкам сидя́,
Вси в окошечко глядя
И вси и мачеху браня.
Ах, ты мачеха лиха́
Ня дала нам молока.
Дала ты кашу нам ня масленую
Ложечку ня крашенную.

Мария Райбушкина, Скорятино (скорее всего из Васкнарвы, 1910 г.р.):

Вясенняя песня

Весялитеся мои подружки
К нам вясна скоро придё.
Вясна придё, солнышко взайдё
Сго́ни снежки весь мороз.
Расцвятут в поли цвяточки
Все ракитовы кусточки.

В нас в быва́лошно время, как дождик поляти́, рябяты выбягали и пе́яли:
«Дождик, дождик перястань,
Мы поедем на Ёрдань
Богу помолиться,
Христу поклониться.
Я от Бога сирота
Отворяла ворота
Крючко́м, бочко́м закарю́чечком».

Авдотья Пушкина, Скорятино (Пушкины жили в д. Омут):

– «Заяц белый, куды бегал?»
– «В лес дубовый»
– «Што ты делал?»
– «Лыки драл»
– «Куды клал?»
– «Под колоду»
– «Кто украл?»
– «Спиридон»
– «Выйди вон».

Иван Мальцев (вероятно, деревенская кличка), Скорятино :

Сказка

Жил мужик да баба. Было в их две дочки. Една была родна, а друга́ ня родна.
Ня слюбила мачеха ня родну дочь. Наварит днем киселя, а ночью ей под жопу и на утро говорит мужу: «Наша дочка спокойно спи, а твоя вся продриставши». Бабы хо́тца яю в лес завесть и заморозить; яна говорит: «Старик, а старик завяди яю в лес, а я блинков напяку и отправлю». Яна печку затопила, блинков напякла и стала их кормить. Запрягли лошадь, на дровни девочку посадили и завязли в лес. Свёл в лес, посадил на снег. Девочки холодно; пришел мороз: «Щёлк, щёлк, девка красна, девка бела, холодно ль тябе?»
– «Холодно, морозец-кормилец, холодно».
Ну привёз ей мороз шубу и валенки и дианки на руки. Во вторую ночь приходит мороз:
– «Девка бела, девка красна, холодно ль тябе?» Яна и говори: «Кормилец-мороз, холодно мне». Ён привез ей сундучек, там всякой одёжи и золота и серябра и посадил яю на сундучек.
Баба дома и говори: «Такой мороз большой, едь за ейным костям, старик». Дед бярё мяшок, запрягае лошадь и едет, а старуха блины пячи́ стала.
Собачка была в их, а яна: «гум, гум, дед идё, девку ведё, девка в золоте вся, в серебре».
А баба даё блин: «Дура, говори: дедка идё, девку вядё, косточки в мяшечке побрякиваю», а собака своё: «Гум, гум, дед идё, девку идё, девка вядё, вся в золоте, вся в серебре». И всам деле, видит баба: дедка е́де и девку в золоте и серебре вядё. Бабе завидно стало, что девка скрутилась, и говорит: «Повязём, старик, и мы свою девку». Стала утром баба блины печь, а дедка запряг лошадь и повёз свою дочку́ в лес и посадил яну на снег: «Сиди дочка».
Приходи ночь; мороз: «Щелк, щелк, девка бела, девка красна, ня холодно ль тябе?»
– «Ня боюсь тябя, мороз, ня боюсь»; а мороз ещё пуще. Во втору ночь ещё сильнее защёлкал: «Щёлк, щёлк, девка бела, девка красна, ня холодно ль тябе?»
– «Говорила ня боюсь тябя!» Мороз яю и заморозил.
Баба на третье утро блины пякё, а собака лае: «Гум, гум, дедка е́де, девку вядё, косточки в мяшечке побрякивают». Бабы ето ня ндравится: «На, блин, молчи, говори: «дедка идё девку вядё вся в серябре, вся в золоте».
А собака всё своё: «Гум, гум, дедка е́де, девку вядё, в мяшке косточки побрякивают».
Смотрит старуха из окна и видит: едет старше и вязё мяшок с костями дочки́.

Былица

Было в одной вдовицы старушки два сына и была в их собака охотска. Сыновья вздумали дялиться. Вздумали дялиться и всё, всё в доме раздялили. А мать думала: «К кому я пойду?».
Яны́ взяли жребий сла́дили, кому собака достанется, а кому мать. Одному досталась собака, другому мать. Которому мать досталась, тот и говорит жонки: «Что нам матярью делать, лучше б уж собака охотска. Ты, завтра печь стопи утром, нас в лес отправь».
Мать всё это слышала и стала Богу молить. Бог зна́е, что было за душою ейной. Утром встаё, уже слы́ши печка топится. Сын и говори́:
«Мама, вставай, покушаем и поедем в лес дрова пилить». Покушали, поели, яна все свои шишки на сябя надела, чтобы потяплее было. Едут они по дороге и мать ви́ди вперяду по дорожке мужчина идё. Догнали яво; ён и спрахивае:
– «Куды ты, Иван?»
– «Да я с матерью дрова пилить еду».
– «Да, как тябе ня стыдно, кака́ яна старенька».
А сына кровь мучае, как бы ня хотца, а ён все стоит и говорит:
– «Ой, Иван, да как тябе ня стыдно, ишь яна вся дрожит.»
А сын и сказал: «Да вот, раздялились мы с братом: мне досталась мать, а яму собака охо́тска. Собака то всё каку просляди, а мать сама хлеба про́си. Так вот я яну в лес хочу завесть». Старушка сидит и плаче. А тот и говори́: «Продай мне мать, у мяня нет матери!». Сторговались яны, а мать плаче. Продали яну и просит ён докрутить яну до места. Довёз сын, получил деньги, а тот шишки (барахли́шко) отдал сыну, вязи, мол, назад, а мать стал вяличать маменька, дорогая; мол, в мяня матери нет, а слуг много. Вси яны за тобой ухаживать буду, а если тябя кто обидит, то жалуйся мне.
А жинка яво встречае и смотрит, старуху вязёт. Ён ей и говори: «Вот здесь моя мама, все должны яю повождать; все – и жана и слуги». Яна жила три года, вси яю повождали, куды бы ён ня ехал, всё: «Маменька, дорога́ прости́». А Бог яму всё давал вдвуёк, втруёк и хорошо в яво торговля пошла.
А мама сидела раз присмиревши и вздумал новый сын послушать, что ня плачет ли яна, а яна прискучавши сидит, чуть ня прослязивши.
Прошло некоторо время, опять ви́ди мать прискучавши сидит. Ён подумал, ня слуги или жонка яю обиждает. В третий раз смотрит, опять присмиревши сидит. Ён и подошел к ней: «Мать моя возлюбленна и дорога, кто тябя обидел? Може тябя кто из слуг, али жонка обидела, маменька, скажи, коли жана, так я ей наказанье дам, а слуг разсчитаю.
А яна и говори: «Сын ты мой возлюбленный, от горя ты мяня отвел, а я своих детушек хочу повидать».
Сын сказал своим рабочим: «Запрягите коляску и свядите яю посмотреть своих сыновей».
Недалече, значит, было; приехали в тую дяревню, долголь ехали тудыкося. А соседи и говорят: «Никак Марья приехавши, да Марья, ня ты ли?»
– «Я, а где мои дома, сад стоит только я́мочки да ка́мешки».
– «Да вот», говорит суседка, «встала я на утро сяводня, а вместо дома ямочки да камешки».
Заплакала яна и назад поехала. Приязжае к сыну; ён встречае с радостью: «Маменька, здравствуй, видала ли детушек?»
Яна заплакала: «Только ямочки да камушки остались!»
– «Ну вот видишь, Бог им счастья ня дал».
И стали яны жить, поживать, добра наживать.

Яков Захаров (1874 г.р., псаломщик, родом из д. Ямы), Кри́уши:

Раз, два, три, чатыре, пять,
Шесть, семь, восемь, девять, десять
Вышел белый месяц,
А за месяцем луна –
Мальчик девице слуга.
Ты, слуга, подай карету,
А я сяду и поеду
Тпру, ны, на коне,
Дайте рюмочку винца,
Ня закуску огурца.

Пошел мужчина вечером за вином, а русалка яму́ и говори:
– «Ты, Колька, за вином?»
– «За вином!»
– «Пойдем вмястях, я тоже иду».
И вот иду̐ и иду в ле́се много вёрст и никак ня выйтить. Стало уже святать, а ён весь в поту́ во мхе ляжит и говорит: «Господи, всё мни за вином ня сходить».
Потом ён выбрался на солнушку и посля етого болел шесть нядель. Русалки такие, что ежели ты идёшь одная, яны пристают.

Шел выпивши один мужчина; яму навстречу попадается другой. «Садись», говорит, на моёва коня – живчиком довязу». Ну яму то лень идтить было, и ён нес кус кумака́ (кумачу) и конфеты. А встречный то был руса́к (мужчина русалка). Так ён, как погнал ко́ня, так у мужика шапку снясло. Ён и крычи; «Останови, шапку поднять надо». А русак говори, что за несколько вёрст шапка уже. И нашел сябя на кусту ольховом поса́жену, кума́к под жопой, конфеты под боком, а вместо возжей в руках ольховые суки. Ён до того спужался, что и кумак и конфеты там оставил.

Анна Пеклёвкина, Криуши (Поплёвкины жили в Князь селе и одна семья в Омуте):

Прежны годы всё по футора́м люди жили. Было зи́мно дело, старик со старухой поехали в гости к дочке́ замужней на другой фу́тор, а две дочки́ дома остались. Мать и говори им: «Позовите к сябе суседску девочку ночавать». Сошли́ яны туды, позвали подружку и сели вси вмястях работать. А та́я девушка спи́чку от чулка оборонила и спичка ета слятела в подвал. Ены зажгли огонь и пошли в подвал спичку искать. Чужа то боялась гора́зд; яна заметила, чту в углу мужик ляжи с бородой, а свои то и ня заметили.
Вышли яны из подвала, а чужа и говори: «Я ня буду ночявать, ня хочу». Яю и угова́риваю и про́сю, – яна не остается.
Ну, пошла одная яю проводить, а друга осталась здесенько. Проводила яю и прихо́ди назад, а уж пора и спать укладываться. Ну лягли яны, притихли. Вдруг видю: доска из подвала открывается и мужчина вылязае: «Показывай, где в вас деньги!» Одна очень спужалась, а друга смякалиста была и говорит: «В мамы, в горбатом сундучки́». Подвяли яво к сундуку, открыли яво и говорят: «Ищи!». А девка была сильна, ён наклонился, яднаˊя яво в сундук шмыргнула, а друга запярла́. Ён просится, а яво ня выпускаю и стали ждать отца с матерью. Вярнулись отец и мать и стали дочки жалятся. Открыли сундук, а там свой сусед.
Мать с отцом уехали со двора. Остались дома дочка да мальчишка. Мальчишка маленький, а девка побольше. Дело было зимой. Лягли яни спать, слушаю кто-то раму выставляе, а в девки был топор приготовлен. Яна тихонько подошла, кто-то схватился за подоконник, а яна тяп яму топором по руки. Ну, что же яму без руки и пошел домой, а кровь так и льется.
Отец с матерью ночью домой приехали – душа болела, в гостях не сиделось. Приехали, смотрят рамы нет, под окном кровь, кли́чут дятей – дети запуганы и ня откликаются. Вошли в избу, а там рука на полу. Потом оказалось свой сусед был. Это все оттого было, что по футорам жили.

Валентина Рунина (такой фамилии не было, возможно прозвище), Дю́к-Переволока:

Шла собачка через мост,
Чатыре лапы пятый хвост,
А потом, потом, потом
Отрубили топором.

Шла кукушка мимо сети,
Там сидели злые дети
И кричали ку-ку мак,
Убяри один кулак.

Яблочек катился окло изгородин,
Кто яво поднял? – Попо́ва жана.
Попова жана трёх родила:
Попо и дийка и сына дурочка́.

Игры
На кра́денках.

Один становится окло стенки и закрывае глаза. Другие в это время прячутся. Когда вси запрятались, этот начинает их искать. Если он в кого зави́ди, то должен добяжать до стенки, где он стоял и застукать, а если запрятавшийся сам сябя первый засту́кае, то он свободен. Кого ён перваго застукае, тот бу́де искать в следующей игре.

На и́збах

Каждый огора́живает сябе место на пяске и строит сябе из пяска кругом загородку – ета будит яво изба. В избы ён делает из пяска стол, стулья, кровать, приносит туды щежок и устаиваит всё.

На баночках

Вси запрячутся, а один прячет банку с пяском либо с водой. Банку надо так запрятать, штоб никто ня видал. Когда ён банку запрятал, то кричит: «Браво». Тогда вси бягут и кидаются искать банку. Если кто близко к банки, то тот кто прятал крычит тёпло, а если далёко – холодно. А кто найдет банку начнёт других обливать и другия от няво бегают.

Авдотья Суворова, 60 лет, старообрядка, родилась в посаде Черном и вышла замуж в Дюк-Переволок 24х лет (Суворовы жили в Омуте и во Втрое):

Липу́нюшка.
Сказка.

Жил был старик да старуха, не было в их дятей. Поехал дед в поле ора́ть (пахать), а старуха осталась дома блинки́ печь. Яга пекё блинки́ и говори: «Нет в мене сыночка, штобы снесть деду блиночка, был бы сыночек, снес бы блина». А бабушка-то всягда, когда пряла пряжку, всё охло́почки от куде́льки за печку клала. С етих то охлопочков скок мальчик-с пальчик и говори: «Здравствуй бабашка, дай я дедушки снясу блины».
– «Ох, кормилец, куды ты снясёшь ети блинки, ты ня знаешь где и дедушка находится».
– «Бабушка, завяжи блиночки, я снясу».
Завязала бабушка блиночки, пошёл сыночек. Шёл, шёл, оставил у дороги блиночки и сам дальше идёт. Дошёл до соломинки, а соломинка яму́ брявно. Стал ён кричать: «Переняси мяня, дедушка; переняси мяня, дедушка!»
Старик заслышал детский голос; ён пошёл и засмотрел крохотного мальчишка. Мальчишка и говори: «Я ваш сыночек». Дедушка взял блинки, сел на корежок и стал есть, а ён, маленький: «Дедушка, дай поарать!»
– «Да ты ведь маленький, ня мо́гёшь».
– «Ничаво, дай поарать»
– «Ну, ори сябе».
И пошел ён, за соху держится, орё и песенки поё.
Ехал мимо барин и говори: «Дедушка, а дедушка, кака в тябя лошадь умна, – одная пашет».
Дед и говори: «Нет, батюшка барин, в мяня сынок орё и песенки поё».
Барин слу́шае и говори́: «Продай мне мальчика!» А дед и говори: «Не, у мяня сынок Богом данный, ня продам». А маленький и говори́ дедушки в ухо: «Продай, мяня дедушка, в нас денег бу́де много, а я всё равно удяру от няво назад».
Дедушка продал мальчика уже ня знаю за скольки серебряников, а продал. Положил барин мальчика в карман в платок и поехал. На дороге стал лошадь на колодце поить. Покаместь поил лошадь, мальчик с кармана ушел, к дедушке прибёг и говори: «Ну вот, дедушка, плакал, а вот и здеся и деньги наши».
Приезжае барин домой, жана яво встреча́е. Ён и говори ей: «Жана, моя любезная, я тябе подарок привёл».
Вытягае платок с кармана, а ён и пустой. Думал барин, што раздавил мальчика.
Сказка вся и сказать няльзя.

Красный рыжево спросил:
– Чем ты бо́роду красил?
– Я ня краской, ня замазкой
Я на солнышки ляжал
Кверху бо́роду дяржал.

Сказка.

Жили были старик со старухою. Захотелось старухи раз мядвяжатины пое́стить – яна и говори старику: «Подь, старик, приняси мядвежьяво мясца поестить».
Взял старик топор и пошел в лес. Идё, идё и ви́ди под старой корягой мядведь спи. Ён возьми и тяпни мядведя́ по лапы и отхватил яму лапу. Принёс яю бабы своёи – яна яю ощипала, шкуру сняла и вариться поставила. Шкуру яна под сябя постялила, шерсть явонну прясть стала.
Ночью мядведь проснулся, глядь, а лапы и нет. Зарявел мядведь на весь бор и пошел к деду с бабой под окно. Старик и старуха спугались и старуха говори старику: «Полязай в кузов, а я тябя к двярям подвешу». Так старик и сделал, а старуха на печку полезла. Как мядведь вступил в избу, так кузов со стариком и свалился. Медведь спугался и удрал, что есть мо́чи.

Марфа Шилова (фамилии такой нет, скорее всего прозвище, возможно Марфа Майкова 1876 г.р.), повивальная бабка 48 лет, Большая Пере́волока:

Дикий мужичек.
Сказка.

Жил царь, в яво был сын один. За дворцом была в их золотая пшаница посеяна. И в аккурат каждо утро пшаница помята. И всё не поймать было кто помял пшаницу, а раз царь поймал. Это был дикий маленький мужичек. Царь посадил яво в тюрьму. Разослали по всёму государству, что будут етава мужичка казнить.
А маленький мальчик, сын царя, играл на дворе и в няво был самострел с золотой пулей; стрелял ён стрелял, а пуля возьми и сляти к дикому мужичку в тюрьму в окошко. Дикий мужичек взял ету пулю. Теперенько дикий мужичек ня отдает, а мальчик стал просить: «Дикий мужичек, дай мне пулечку». А ён ня утдает и говори: «Выпусти мяня, тогда утдам». Царевич и говори: «Как я тябя выпущу, в мяня нет ключей».
– «Да я тябя научу. Как пойдешь домой, пойди к мамы да расплачься, растосни́сь да повой, тут тябя и няньки-мамки утяшать начну да мама на́ руки возьме, а ты, когда плачешь вытащи у мамы с кармана ключи».
Ён так и сделал, выпустил дикого мужичка, получил пулю назад и спрашивае:
«А как я ключ назад положу?»
«Да как, как ты взял: приди расплачься, разстоснись и в мамы на руках назад положи».
Дикий мужичек скрылся. На завтра яво казнить, народу съехалось видимо-нявидимо. Яво пришли выпускать, а яво и нетути.
Царь то узнал, что выпустил Иван-Царевич и теперя всё царство стало судить, што сделать Ивану-Царевичу. Ряшили яво выселить в другое царство. Яму сшили польто всё с рублёв, дали лошадь и отправляли с работником Ваней-Дураней, посадили Ваню-Дураню кучером и поехали. Едут по дороги, Иван-Царевич хочет пити. Стаит на дороги колодец, Иван-Царевич и говорит:
– «Ваня, достань води, пить хочу!»
– «Нет, ня пойду, а если ты мни дашь свою одёжу, то пойду»
Ён так хотел пить, что убящал. Ваня-Дураня достал воды, тогда яны перемянялись одёжей. Ваня-Дураня сел за царского сына, а царский сын за кучера. Приехали к тому царству, куды приказано. Их встречают с пучётом, а царскаго сына, как ён перяодевши был, отправили на конюшню конюхом.
А в етого царя, куды яны приехали, была дочь и дочь на следующий день должна быть вядёна к морю на пожрание зме́я. И все были скопившись туды, штобы глядеть. Ване-Дуране дали хорошу лошадь, штобы ехать к морю, а царского сына послали пасти лошадей. Подошел ён к речки, пустил кору́шку хлеба в речку, а яна крутится, – оглянулся назад и видит сзади яво стоит дикий мужичек. Ён и говори:
– «Иван-Царевич, идём ко мни в гости!»
– «Ня могу, в мяня такой приказ дан, штобы лошади были хорошие, здоровые и штобы в них ни один волосок ня пал, а то нагоняй буде».
– «Ня бойся, твои лошади будут вси красивы, вси здоровые, што никогда в их таких не было».
Пошел Иван-Царевич в гости к дикому мужичку. В яво комнаты стол накрытый, в яво всё было: вино, кушанье, музыка играла. Дикий мужичек и говори: «Возьми с етого чана вина». Ён выпил. Подвёл к другому: «Возьми выпей из этого» Ён выпил. Подвёл к третьему: «Возьми выпей из етаво!» Ён тоже выпил. «А тяперь попробуй плячом поднять уго́л дома». Ен попробовал и поднял. И говори́ дикий мужичок: «Я тябе дам скатерть и когда ты придёшь домой, ету скатярть развярнешь и скажешь: «Развярнись скатерть». И вот яна развярнётся и там все будит и вина, и ядаˊ и музыка. И дал яще коня: «Вот завтра поедут к морю, то и ты поязжай, а штобы царь ня узнал, то подожди, штобы яны вси уехали и тогда крикни: «Сивка-Бурка, вечная каюрка, стань перядо мной, как лист перед травой». Яна и придёт. Пришел ён, привёл лошадей в конюшню, а своего упустил в поле. А царю и любо, што лошади таки красивы стали, што таких и не было. А Ваня-Дураня позавидывал, яму ня любо – яму хотелось, штобы Иван-Царевич худо жить было бы.
Пришел Иван-Царевич в свою комнату и сказал: «Скатярть развярнись!» Вот яму и музыка заиграла и есть и пить всяво. А царская семья и слушает: «Что такое в нашево конюха». Прошла ночь, на утро собираются они к морю, а конюха замкнули печки топить. Яму скушно, а в яво силы много, упёрся головой в потолок и вон вышел, крикнул: «Сивка Бурка вещая каюрка, стань передо мной, как лист перед травой». Прибёг конь с сядлом, с царской одёжой и всем. Ён оделся, сел и поехал к морю.
Приезжает. Море взволновалось, все приготовившись, што змей вылезет и станет царску дочку пожирать. А яна ня жива ня мертва, закрывшись кисяёй своёй стоит. Иван-Царевич подъехал и змей уже вышедши и Иван-Царевич как отмахнё яму пять голов, шастая упала яму на руку и укусила яво, пошла кровь, а царска дочка яму своёй кисяёй обвязала руку. Ну все тут разошлись, а Иван-Царевич поскакал домой. Вошел во дворец и заснул там крепко, что ня слышал как вси вярнулись. Смотрят спит конюх и рука перевязана в аккурат на том месте да ящо царевниной кисяёй. Разбудили яво и стали допрашивать, тут Иван-Царевич и рассказал как ён переменился одёжей с Ваней-Дураней. Тут Ваня-Дураню взяли снова в конюшню, а Иван-Царевича жанили на царской дочери. Сказка вся и сказать нельзя.

Эника-беника сикаль воро,
Вот поймала баба вора.
Стала думать и гадать,
Кабы вора наказать.
Завязала руки ночи
И пустила по дороги.
Раз, два, три, четыри, пять,
Ето верно ён опять.
Шесть, семь, восемь, девять, десять.
Царь вялел тябя повесить
Ты нямножко повисишь
И на небо улятишь.

Шла кукушка мимо сети,
Там сидели змея дети
И кричали куку мак,
Убяри один кулак.

Ето считают перед игрой, каждый должен протянуть кулак и считают по кулакам до тех пор, пока ни одно́ва кулака не отстанется.
Антик, фантик киатус
Ми́тте фа́е фе́афус.
Анд, фанд микистанд,
Лики лики локе.

Стакан лимон выйди вон,
Через окошко кувырком
Сам по у́лушки бягом.

Пришла курочка в аптеку
И сказала «кукуре́ку»,
Дайте пудры и духов
Для приманки пятухов.