Трагедия в селе Скамья

Древняя загадка «Что есть у человека и у некоторых рек?». Ответ: «Губа». Губа у человека – понятно, а губа у реки, это требует объяснения. Губа у реки – это место, где она вытекает из озера. Река Нарова вытекает из Чудского озера и имеет губу, а, например, Волга губы не имеет. Чудское озеро третье по величине в Европе, но оно не очень глубокое. Средняя глубина 9 метров. Солнечные лучи просвечивают толщу воды до дна, поэтому на дне озера много питательных веществ и планктона для рыб. Рыба Чудского озера очень качественная.

Нарова течет с юга на север в Финский залив, поэтому южный конец Скамьи, что у деревни Куричек, называли верхним, а северный, что у реки Втроя, – нижним краем. Деревня Скамья протянулась по берегу Чудского озера и реки Наровы от губы Наровы до Втрои реки на 2 километра. Деревня была большая и раньше в ней был храм, поэтому и называлась село Скамья.

В центре села жил кузнец Кузнецов Михаил - это мой отец. Ныне этот дом имеет номер 6. Южнее, в 100 метрах жил портной Щербаков Василий. Он шил костюмы, пальто и другую верхнюю одежду. Кроме шитья, он торговал тканью. Пожелает человек приобрести костюм, выберет ткань, портной снимет размеры и через неделю костюм готов. Приходилось платить за такой костюм дорого. Поэтому заказчиков было немного, но работа была качественная. Кроме шитья верхней одежды Василий Щербаков давал деньги взаймы, оформляя документ (вексель), и за такую услугу брал большие проценты. Как портной он пользовался уважением, а как кредитор - большим презрением. Может быть, по этой причине он имел прозвище «Тюлюпан». У Василия была жена Мария, которую в народе звали просто Тюлюпаниха. У них было три сына: Николай, средний Александр и младший Михаил. Александр был немножко с «приветом», весельчак и разговорчивый. В семье его звали Шуриком, а в деревне – Пирушкой Тюлюпановым.

Хозяин семейства построил большой новый деревянный дом от реки через дорогу, а напротив, ближе к реке, был второй уже не новый, но тоже сравнительно большой деревянный дом, принадлежавший Щербаковым. Однако, вся их семья жила в новом большом доме, а дом напротив пустовал.

Примерно в 1930 году из Нарвы в Скамью на пароходе «Заря» приехал охотник и поселился у Щербаковых. Ружьё он повесил на стену. Младший сын Миша заинтересовался ружьём и оно выстрелило. Заряд попал матери в колено. Щербакову Марию вылечили, но она осталась на всю жизнь инвалидом.

Назревала Вторая Мировая война, а старший сын Николай Щербаков уехал жить в Таллин. Там он стал работать на заводе и на свою родину в Скамью больше не приезжал.

В 1940 г. в Эстонию, в том числе и в Скамью, пришла Советская власть. Начались аресты тех людей, которые в Гражданскую войну расстреливали красных комиссаров. Братья Севериковы Алексей и Федор жили в Куричке. Они были обижены Василием Щербаковым и сердиты на него за то, что он за небольшие кредиты взял с них большие проценты. Вот Севериковы пришли к Тюлюпану на обыск. Алексей нашёл за иконой список, кто сколько должен денег Щербакову. Севериков закричал: «Вот, это нам и надо!». Вскоре рано утром к Щербакову пришли два солдата и один гражданский, и его арестовали. Когда его вывели из дома, он встал на колени, перекрестился, поцеловал землю и его увели на пароход, который утром в 5 часов уходил в Нарву. Больше о Василии Щербакове в Скамье никто ничего не слышал.

Сразу после начала войны всех молодых парней призвали в Красную Армию. В Скамье призывников было 25 человек. В этой группе были Михаил Щербаков и мой брат Иван Кузнецов. Новобранцев из Эстонии отправили в Сибирь. Там они в первые годы войны пилили лес, который шёл на строительство окопов для обороны Москвы и на строительство военных заводов. Из этих новобранцев и других военнообязанных из Эстонии позднее был сформирован эстонский национальный корпус Красной Армии.

Ровно через месяц после начала войны в 1941 году в Скамью пришли немцы. На Марфиной горе, что рядом с садоводством «Здоровье», немцы установили пушки. И в тот же день вечером накануне праздника иконы Казанской Божией Матери зажигательными снарядами сожгли Сыренец. Сгорело более сотни домов. Немцы рвались к Ленинграду, чтобы уничтожить его, а Сыренец сожгли мимоходом, чтобы оттуда не стреляли.

В Кингисеппском районе немцев задержали примерно на два месяца. Когда немцы преодолели оборону Красной Армии на реке Луга, то они в течение нескольких дней вышли к Пулковским высотам и Ладожскому озеру. Фронт стабилизировался под Ленинградом. Всех гражданских лиц, проживающих в пригородах Ленинграда, немцы выселили в Эстонию, Латвию и даже Германию. В Скамью прибыло более десятка семей из Стрельны, Горелова и других пригородов Ленинграда. Этих людей в деревне Скамья стали называть беженцами. Одна семья беженцев была поселена и в большом Щербаковом доме.

В большом лесу между деревнями Гостицы и Втроя, на краю большого болота там, где большая Громовская сплавная канава впадает во Втрою реку, организовался эстонский партизанский отряд. В нём были партизаны из Втрои, Скамьи, Скарятины и других деревень. На фронтах Отечественной войны немцы терпели неудачу и по Эстонии стали забирать мужчин в немецкую армию. Щербаков Александр ушёл в партизаны на громовскую канаву.

В это же время Красная Армия вела ожесточенные бои за освобождение Великих Лук. В этой операции принимал участие и эстонский национальный корпус. В эстонских газетах писали, что там большая группа солдат эстонского корпуса сдалась немцам в плен.

Немцы сразу стали привлекать эстонских военнопленных в немецкую армию. Щербаков Михаил, как сын репрессированного отца, получил звание офицера и отпуск. Он в немецкой военной форме приехал в Скамью. Гулял по деревне. Прошёл отпуск и Михаил сделал вид, что уехал в немецкую армию, но остался дома и стал скрываться. Некоторые жители Скамьи об этом знали.

На борьбу с партизанами был послан большой отряд власовцев, который разместился в деревне Радовель, так как эта деревня находилась сравнительно недалеко от большого болота. Однажды осенью я смотрел в окно и увидел, что по деревне Скамья снизу вверх движется большой конный отряд немцев. Впереди верхом на лошади ехал немецкий офицер, а сзади шли солдаты с винтовками за спинами. Это власовцы из Радовели направлялись жечь русские деревни Псковской области, которые немцы признавали партизанскими. На следующий день они сожгли Песковицы, Левошкино, Мальяковщину. Местные люди из этих деревень ушли жить на большое болото. Власовцы этому уходу не препятствовали. После сожжения этих деревень власовцы возвратились в Скамью и поселились в большом доме Тимофея Прусакова. В этом доме жили хозяин и его жена. Дети Прусаковых: три сына и две дочери были в Красной Армии. Так сложилась обстановка, что немцы и власовцы жили в Радовели и в Скамье, а партизаны и жители сожженных деревень на большом болоте. Дом Тимофея Прусакова был на 100 метров севернее дома Михаила Кузнецова, моего отца.

Щербаков Александр попросил сестру братьев Севериковых передать его матери, что завтра ночью он придёт домой за продуктами и одеждой. Севериковы были очень сердиты на Щербаковых и передали это не Марии Щербаковой, а власовцам. Два власовца всю ночь дежурили у дома Щербаковых, но никто не пришёл. Когда стало рассветать, они решили постучать в дверь и проверить, может быть Александр уже давно дома.

В семье беженцев был один мужчина, он ушел вечером на ночь на губу реки Наровы ловить налимов. Налимы хорошо ловятся зимой в декабре-январе. Самая хорошая для улова новогодняя ночь. Бывали случаи, когда отдельные рыбаки за ночь подлёдным ловом доставали до сорока и даже до пятидесяти крупных налимов.

Когда власовцы постучали в дверь, жена рыбака думала, что это её муж и, не спрашивая кто стучит, открыла дверь. Вошли два власовца с автоматами и спрашивают: «У вас есть партизаны?». Но женщина ответила, что партизан нет, а есть немецкий офицер, который сегодня пришёл к ним ночевать, он спит в задней комнате. Власовцы прошли туда и видят аккуратно развешенный немецкий новенький офицерский мундир. Власовцы попросили документы у Михаила. Пока они рассматривали документы, Михаил выхватил револьвер из-под подушки и два раза выстрелил в того и другого, выбил раму и выскочил через окно на улицу.

Я слышал эти выстрелы. Уши у меня были тогда хорошие. Мне было 16 лет. Я соскочил с постели. Раздались две автоматные очереди. Это власовцы стреляли по оконному проему, через который Михаил выскочил на улицу. Я кинулся к окну. Сверху вниз бежал власовец, ему пуля попала в глаз, но ранило его не смертельно. Затем очень медленно шел другой власовец, ему пуля попала ему в грудь. Затем из Прусакова дома стали выскакивать власовцы и побежали к дому Щербакова. Раздавались еще автоматные очереди. Это власовцы изрешетили окна и стены Щербакова дома.

В то декабрьское утро выпал маленький снежок толщиной 0,5 сантиметра. Михаил в вязаном немецком белье и материнских шерстяных носках побежал в Куричек. По дороге он потерял один носок. Свежий снежок выдал его следы. Он забежал к своей возлюбленной Лидии Рыбаковой. Там дали ему валенки, зимнюю одежду и он убежал в лес к партизанам. Власовцы идти в лес не посмели.

Они арестовали пятерых женщин. Вот их список:
1. Щербакова М. И.
2. Рыбакова Л.М. из Куричек
3. Рыбакова Х.А. (мать Лиды) из Куричек
4. Сенина Н.Б. (беженка)
5. Сенина К.Я. (беженка).

Их отвели в Радовель и на следующий день там расстреляли. Это было в декабре 1943 года. Беженец мужчина, придя из озера и поняв трагедию в Щербаковом доме, укрылся у соседей и тем самым избежал расстрела.

Когда власовцы жгли Песковицы, Левошкино (Леошкино) и Маликовщину (Мальяковщину) люди уходили на болото и их не расстреливали. Скамью немцы признали партизанской деревней и решили всех жителей собрать в церковь и расстрелять, а деревню сжечь. Но не успели, все случилось иначе.

Немцы рассчитывали взять Ленинград и Москву в 1941 году. Зимой 1941-42 года отсидеться в теплых квартирах и в 1942 году дойти до Урала и на этом закончить войну. Построить новую Европу и заселить её немцами, но не получилось. Проиграв Сталинградскую и Курские битвы, немцы стали готовить оборону от Финского залива на реке Нарове, Чудскому озеру, реке Великой и далее по Днепру до Черного моря в надежде удержать завоёванные территории западнее этого почти целиком водного рубежа.

В январе 1944 года Советская Армия прорвала немецкую блокаду Ленинграда. Немцы отошли в Эстонию на подготовленные позиции. Третьего февраля 1944 года староста Скамьи Лемонов Василий в 10 часов утра пробежал по деревне, стуча в стекла каждого дома тонкой ивовой палкой и крича: «Через два часа все на выселку, ехать на Йыхви или на Мустве». Жители с котомками на санках по льду озера огибали губу, направились кто в Йыхви, кто на Мустве. В это время эстонские полицаи «Омакайтсе» из Сыренца к церкви на лодках возили  канистры с бензином и ящики со взрывчаткой. Мы выехали в два часа дня. Нижний и верхний концы Скамьи уже горели. Немцы и эстонцы сожгли и взорвали трёхпрестольную, очень красивую кирпичную церковь у Громовской пристани, кирпичную часовню на кладбище у деревни Куричек, три двухэтажных и два одноэтажных кирпичных дома, кожевенный и гончарные заводы. Сожгли более ста деревенских домов с дворами, сараями и банями, двухэтажную школу, пожарное депо, дом культуры, три магазина, ветряную мельницу и кузницу. Немцы оставили после себя выжженную землю и трупы расстрелянных. Братья Щербаковы перезахоронили близких людей на скамейском кладбище.

01.06.2010 г.

Текст с некоторыми сокращениями и литературной обработкой был опубликован в газете «Знамя Труда» 02.12.2010 г.

Комментарий к воспоминаниям А. Кузнецова сделал краевед А. Прыгунов.

В 1944 г. братья Щербаковы перезахоронили пятерых женщин из д. Радовель на скамейском кладбище. В 1950 г. житель Скамьи Л.С. Савельев сделал из кирпича небольшой памятник на могиле погибших женщин. За этим захоронением сейчас ухаживают учащиеся Загривской школы и староста д. Скамья Г. Зорина. Очевидцем этого расстрела (5 женщин) в 1943 г. был М.И. Зубков, которому тогда исполнилось 13 лет. Он в момент расстрела прятался в кустах в д. Радовель и всё видел. После расправы трупы лежали три дня, и их не давали жителям захоронить. Потом удалось их вывезти и похоронить.

Комментарий от автора сайта:

У Василия Щербакова (1880 гр., 17.09.1941 г. он осужден трибуналом к смертной казни, 9.12.1941 г. приговор приведен в исполнение) и Марии (1889 гр.) всего было 5 сыновей, самый старший Иван 1908 года рождения, в 1927 году был убит при ограблении в Нарве. Следующим был Николай 1910 года (11.10.1941 г. будучи призванным в Красную Армию приговорён к расстрелу за антисоветскую агитацию), Василий 1912 года (в списке жителей за 1925 год  напротив него стоит абсолютно неразборчивая пометка. В 1925 году учитель Гейнрихсон писал, что Василий «замечен в клептомании и грубом озорстве». Так же как и брат 11.10.1941 г. будучи призванным в Красную Армию приговорён к расстрелу за антисоветскую агитацию. (К этому времени он носил фамилию Алликвее). Далее идут «герои данного повествования» Александр 1914 г.р. и Михаил 1919 г.р. Согласно архивным документам, в 1920 году глава семейства Василий Щербаков имел род занятий «портной», из недвижимости - дом и проживал в Скамье «от роду». Портняжному ремеслу он научился от своего отца в 17 лет. 

В продолжение, выдержка из беседы с Зубков Евгений Михайлович (1938 гр., житель д. Радовель), которую в 2015 году сделал Владимир Будько (оригиналом беседы). Не смотря на некоторую путаницу во времени, рассказ содержит весьма интересные подробности.

... Власовская армия вперемешку с немцами пришла в Радовель по Куландиной дороге (идёт от Радовель и выходит в Гостицы). Куландин генерал, это в 1-ую мировую войну. Дорогу строил генерал Куландин. Немцы пришли, это уже в конце 43-го года. В школе четырехлетке был штаб. А немцы расселились по домам, как шефы приезжали раньше на картошку. По 5-6 человек в дом. В самой школе был штаб немецкий, всё начальство было там. Они командовали всем, все деревни Скарятина, Заборовье, Переволок, Загривье, Кондуши, Радовель — это всё под их началом было. Режим — в 6 часов вечера комендантский час, никто не имеет права выходить на улицу. Через дорогу к соседу не перейти. Деревня под прямым углом была. На центре угла зубковское поместье было, я там жил. И они оттуда пулемёт поставили и тут простреливалось, и там простреливалось. Человек 5-6 и на треноге пулемёт. Никто не имеет право переходить. А так ходили к соседям. У нас было в доме три немца. Но не немцы, а власовские с немцами вперемешку. Три человека — Васька, Колька, один белорус, другой русский. А немец с ними обязательно должен был быть — Ганс, немецкий солдат. Они там ночевали, жили у нас, жили нормально всё. Уходили на свои занятия днём, а вечером приходили домой. Матери прикажут — Блины, бабка! Пироги, бабка! У них, конечно, свои продукты были, но всё равно придумают — надо курочку им. Худого собственно ничего не делали. Если не говорить дальше. А дальше было не очень-то приятно. Они так лето отжили, зиму отжили. Они жили до конца 44-го года до осени.

Это было уже лето 44-го года. И тут привезли в Радовель в штаб 5 женщин. Молодая девушка, средних лет, всего пять женщин из деревни Скамья... Привезли туда в деревню таких истрёпанных, избитых по деревне провезли, специально пешком прогнали их до этой школы. В этой школе был большой сарай для дров, в этот сарай их закрыли. Там были их автоматы и пулемёты, пирамиды ставлены — это я хорошо помню. Случайно мы там подглядели, что там творится. Их туда бросили. Ночь, конечно, охраны было, близко туда не подойти было. Утром слух по деревне пошёл - расстреливать будут. Их из сарая вывели утром. А мы жили не в том зубковском углу, а в конце деревни, как раз против школы, через дорогу. Их вывели утром и по этой Куландиной дороге, проходили мимо там Народный дом был. Он был заброшен, а до этого там были собрания, всякие и всё. Большое здание, высокое. Мимо этого дома дорога как раз Куландина шла и там метров 100 от огорода от нашего. У них был бруствер сделан, вроде картофельного бурта. И там ставили мишени, видимо, тоже какая-то техника безопасности у них была. Ставили мишени, чтобы пули далеко не летели, мало ли там ихние солдаты там же будут ходить. Вот в этот бурт пули и попадали. Поставили этих 5 женщин в ряд. Они были уже измучены, изматованы, что они даже не кричали, не орали ничего. А как я видел.? Тут надо маленько назад вернуться. У нас был огород, время года я не могу вспомнить, помню только, что картошка цвела. Это был где-то август месяц, картошка в цвету была вся. Взрослые побежали в наше гумно, в конце усадьбы обычно гумно, где молят зерно, сушат. Длинное такое здание. Взрослые туда забралися, близко никого не подпускали. В кино другой раз показывают, сгонят всю деревню — нет этого не было. Близко никого не подпускали к этому месту. От огорода 100 метров, может 150, там чистое ровное поле было, полянка небольшая. Этот бруствер был, их там поставили. Взрослые, мама, папа, мне орали - ради Бога, только не ходи! Ребятня вся в наш дом пришла, рядом со школой — посмотреть-то интересно. А близко никого не подпускали. Взрослые по картошки подобрались в это гумно. А гумно, там брёвна без пазов, щели, чтобы продувалось зерно. Они в эти щели смотрели, а нам-то сказали — не выходить из дома. А мы с другой стороны усадьбы по этой картошку, ракушком добрались до этого гумна. Но уже не в само гумно, а с другой стороны рига была и там куча корней. Топили корнями. На эти корни забралися, мы видели лучше, чем взрослые. Нас пять человек пацанов. Что я видел? Поставили их. Всё внимание в детях, что мне там 5-6 лет было, но я хорошо помню это. Было такое мнение, что посмотреть как женщины будут падать, а кто стреляет — я этого не видел. Честное слово. Они, видимо, рядом стояли. У нас все мысли были на этих женщин. Выстрелы, выстрелы, очередями и так стреляли. Одна женщина упала, вторая. Помню, как они 5 пальцев стояли, с этой стороны упали, с этой стороны упали, одна посредине долго-долго стояла. Стоит качается — не падает. Потом бах-бах одиночные выстрелы и она не упала ни туда, ни сюда, просто села и на бок. Вот этот момент расстрела я на всю жизнь запомнил!

Следующая страница