XIX век
Это было единственное столетие в истории Принаровья, когда лево- и правобережье находились в одном государстве с самого его начала до конца. В предыдущем, XVIII веке выпадают несколько лет в начале, а в XX веке 20 лет в начале и последнее десятилетие не позволяют сделать такой вывод. Но даже находясь в одной стране, различий между жизнью на левом и правом берегу было больше, чем могло бы показаться на первый взгляд.
Левый берег относился к Эстляндской губернии, в которой еще Петром I был установлен особый Остзейский порядок правления. Всё делопроизводство в губернии велось на немецком языке. Судебная система также значительно отличалась от общероссийской и часто ссылалась на законы, принятые при шведском правлении (например, Королевско-Шведское Земское Право). 8 июня 1816 г. Александр I утвердил закон об освобождении крестьян Эстляндии от крепостной зависимости, который вступил в силу с 8 января 1817 г. В 1848 г. было принято «Положение о крестьянах Эстпяндской губернии», по которому предусматривалось предоставление крестьянам личной свободы. Однако они не наделялись землей, участки сдавали им в аренду на совершенно кабальных условиях. За помещиками оставались широкие права по управлению имением и подчиненными им крестьянами-арендаторами. Получив личную свободу, материальное положение землепашцев только ухудшилось. Утратив надежду на обеспечение семьи работой на земле, арендуемой у помещика, они получили право переселяться в города и искать работу в промышленности. В наиболее предпочтительном положении были Сыренец и Ямы, которые относились к «столовой вотчине господина нарвского коменданта» и, хотя он владел ими на правах помещика, являлись по сути казенными. Это давало им возможность лавировать между Нарвой и Ревелем, добиваясь своих очевидных выгод. Обе эти деревни составляли мызу (имение) Вихтизби. Земли других деревень были у немецких баронов: Кароли принадлежали Врангелю (имение Сомпе), Верхнее село и Князь село - Штакельберху (имение Паггари), Черна и Мечкина - генералу Арнсгофену (в метрических книгах крестьян так и продолжали записывать за этими хозяевами и после 1817 г.). Освобождение крестьян дало толчок капиталистическому пути развития также и на селе. Особенно стало развиваться винокурение (попросту производство спирта), получило развитие льноводство, выращивание картофеля, откорм скота на отходах винокурения для поставки мяса в Петербург. Среди крестьян во второй четверти XIX столетия начинается процесс социальной дифференциации, появление зажиточных крестьян, корчмарей, торговцев и т. п.
Но и на правом берегу имели место некоторое различие среди жителей разных деревень. Часть поселений до 1830 года относилась к «ведомству казенных экономических крестьян», а позднее - «имению Его Императорского Высочества» (часть Омута, Скарятина Гора, часть Малого Загривья, часть Кондуши, Радовель, Дюк-Переволок, часть Криушей, часть Пустого Конца, часть Долгой Нивы, Усть-Жердянки, Жердянки). Другие же принадлежали частным владельцам, по состоянию на 1850 г.: д. Степановщина - Мария Федоровна Забелина, Омут - Алексей Петрович Коновницын и Карл Антонович Майор, Скарятина Гора - Манкошев, Мокреди - Солодченков, Лямшин, Зиновьева, Большое Загривье и Переволок - Ханыков, Малое Загривье - Трухина, Кондушь - Манкошев, Заборовье, части от Криушей, Долгой Нивы и Жердянки - Мейер, Кукин Берег и Маленцова - Дубровина, Втроя - Софья Нефедьева, часть Криушей и Пустого Конца - Ефимович. Различие было достаточно существенным, так как деревню, в которой одна половина была населена «царскими» или т. н. удельными крестьянами называли «Вольной», а другую - «Барской» (например, в Омуте). Удельные крестьяне жили лучше помещичьих и обладали по сравнению с ними бОльшими права и свободами. У них имелись элементы самоуправления и основные дела решались на деревенском сходе. Текущими же делами заведовало волостное правление, которое находилось в Выскатке. Однако, далеко не всё было так хорошо и просто в жизни этих крестьян, их могли, например, переселить из одной деревни в другую, где по мнению начальства не хватало народу. Кого-то отправляли на работу на Нарвскую мануфактуру или строительство Петербургско-Московской железной дороги (у Некрасова «А по бокам-то всё косточки русские...». С 1859 года принадлежность этих крестьян определялась как «Ведомства Павловскаго Дворцового Правления, Выскатской волости», и соответственно их частенько отправляли на временные работы в Павловск. Туда же отправляли «в ученики» на постоянное уже жительство мальчиков и девочек. Надо было платить деньги на разные «мирские сборы» и «земские повинности». Также «отбывали натурою» другие повинности: дорожную (устройство дорог и мостов), подводную (перевозка казенных и военных грузов и людей), «постойную» или квартирную. Не забудем, про рекрутскую повинность, которая, например, в 1836 году составляла «с 1000 душ по 5 рекрутов». На сходе волости решали с каких деревень в этот раз идут в солдаты, а уже в самой деревне староста определял конкретного человека. Первыми кандидатами были смутьяны и бездельники, их иногда даже отправляли в счет будущих наборов (еще об этом на этой странице). Нельзя было отлучаться на отхожие промыслы без «письменных видов». С другой стороны, из народа направлялись «мальчики для обучения фельдшерской науки и девочки к обучению в повивальния бабки». При волости имелись запАсные хлебные магазины, создаваемые на случай неурожая.
Усадеб у помещиков в Принаровье не было, единственным исключением была таковая у господ Забелиных, которым принадлежала деревня Степановщина. Следовательно, кроме упомянутой деревни, отрабатывать барщину крестьянам не приходилось и их повинность перед хозяевами сводилась к оброку. Практически это соответствовало современной плате за аренду земли. Кроме того, необходимо было платить государственные налоги - крестьяне являлись основным податным сословием. Так в 1881-82 годах земской сбор составлял 16.83 руб. с десятины.
Известно, что браки обычно заключались, как правило, «внутри» владений одного помещика, и надо было испрашивать его изволения. Хорошо, если имение большое, тогда и выбор был, в противном случае барин мог обеспечить невестой из своего другого поместья. В принципе, для казенных крестьян действовало такое же правило, но там имелось достаточно много деревень и проблем с поиском своей суженой, вероятно, не возникало.
Отечественная война 1812 года географически прошла достаточно далеко от Принаровья и казалось бы не должна была никак затронуть население. Но вот в ревизской сказке 1816 года напротив некоторых мужчин встретились записи «в ополчении 1812 года не воротился». Погибли на этой войне: из Заборовье двое, из Криуши двое, из Долгой Нивы один, Горки - 2, Кондуши - 1. Были еще и рекруты из этих местностей, но их данные не установлены.
Высочайший Манифест от 19 февраля (по старому стилю) 1861 г. отменил крепостное право на всей территории Российской империи. Как это происходило на примере одной деревни, можно прочитать на этой странице. После этого постепенно различия между упомянутыми выше тремя группами крестьян стали стираться, особенно к концу века, когда законодательство Эстляндской губернии было унифицировано с законами остальной Российской Империи.
С появлением личных свобод у крестьянства изменилось и административно-территориальное устройство. Из огромной Выскатской волости выделились две, касающиеся Принаровья - Добручинская волость, которая объединяла бывшие государственные деревни (Омут, Радовель, Устье, Жердянки, Дюк-Переволок, Пустой Конец) и Кондушская, включающая в себе бывшие барские деревни (Кондуши, Большое Загривье, Переволок, Степановщина, Скорятина Гора, Кукин Берег, Маленцово). Впрочем, последняя волость просуществовала совсем недолго, примерно до 1868 года, когда её объединили с Добручинской волостью.
Почти через 10 лет после этого в газете «Гдовско-Ямбурский Листок» 1872 г. (выписки предоставил Дубов Валерий Евгеньевич, автор нескольких краеведческих очерков о Ястребинской волости и Гостилицах) был описан быт крестьян: «В настоящее же время сельское население наших уездов, не смотря на свою разреженность, живет очень бедно: избы наших поселений в большинстве малы, темны и грязны, скот во дворах худой и заморенный, поля обработаны дурно, торговля незначительна, промыслы ничтожны». В другом номере упоминалось, что только в некоторых местах перестали использовать лучину для освещения домов, и стали строить «трубы, через которые проходит дым, так что комнаты могут оставаться чистыми».
Сложно оценить все правильные и неправильные стороны отмены крепостного права, но можно судить об её положительном воздействии на жизнь по одному фактору. В последней четверти XIX-го века происходит резкое увеличение естественного прироста населения. Если до этого случались годы, когда количество умерших превышало количество родившихся, то теперь наблюдался стабильный рост рождаемости при постепенном уменьшении смертности, особенно детской.
Основным занятием для большинства жителей было земледелие. Особенно это было актуально для деревень, которые находились в стороне от реки. Главная проблема была в неплодородной земле. Каменистая почва встречается в верхнем течении реки Наровы, от Переволока до Омута (почти на всем протяжении, где лежат Омутские пороги). Песчаная почва - по берегам рек Наровы и Плюссы, начиная от их слияния до Омута, от истока Наровы, по берегам р. Втрои. Основные сельхозкультуры - рожь (озимая), ячмень и овёс (яровые), картофель.
Вот, что написано в «Военно-статическом обозрении Российской империи. Санкт-Петербургская губерния, Том III, часть 1», 1851 г.: «Господствующая в губернии система земледелия есть трехпольная, при чем, удобрение полей слабо, а самая обработка земли производится без должнаго тщания ... При подобном состоянии земледелия, весьма понятно, почему урожаи в губернии до чрезвычайности слабы и отчего многие из жителей терпят недостаток в собственном хлебе... Средний за 1837-47 гг урожай в Гдовском уезде ржи 1 1/2 зерна, овса и ячменя 1 3/4, картофеля 3». Лошадей было в среднем 3 на 2 двора, коров 8 на 3 двора, другого домашнего скота не более 4 голов на двор. В 1840, 1844 и 1845 годы из-за неурожая кормов (большие дожди затопили луга) и из-за повальных болезней был большой падеж скота. В Гдовском уезде погибла восьмая часть дворовых животных. Примерно в таком же духе пишет газета «Гдовско-Ямбурский Листок» 1872 г: «Земледельческий труд весьма плохо вознаграждает крестьян Гдовского уезда. Средний урожай озимого зерна (ржи) дает до 3 ½ зерен, а яровых хлебов (ячмень, греча, овес) доходит только до 3 зерен. Вследствие этого, в самые урожайные годы, крестьяне Гдовского уезда только в немногих местах живут своим хлебом. Большинство же крестьян, за недостатком своего хлеба принуждены покупать чужой. Но урожаи в Гдовском уезде бывают крайне редки. В последние 4 года неурожаи следовали за неурожаями. Само собою разумеется, что неурожай, вообще, весьма тягостно отзывается на хозяйстве крестьянина-земледельца, а четырехлетний неурожай в местности, где самый большой урожай бывает 3 ½ зерна, должен отозваться еще тягостнее на крестьянском хозяйстве. Поэтому в среде крестьянского населения Гдовского уезда отхожие заработки развились очень замечательно. И только жители прибрежья озер Чудского и части Псковского занимаются местным промыслом – рыболовством».
При этой, на первый взгляд, малой ценности земли в архивах хранятся дела о спорах между деревнями за землю. Так деревня Переволок десятилетиями спорила с д. Кароли за 3 десятины сенокоса с острова, находящегося в Карольской струге. Там, по признанию свидетелей, можно было накосить всего лишь несколько копён сена. Проблема заключалась в постоянно меняющихся очертаниях берегов и островов в реке Нарове. Кроме того, эта граница совпадала с границей между губерниями, что задействовало в споре высокие стороны.
После земледелия вторым по значимости, а для некоторых и главным занятием была заготовка леса, его обработка и доставка в Дерпт, Нарву и другие места. «Гдовско-Ямбурский Листок» 1873 г: «Участки лесов снимаются для вырубки так называемыми лесопромышленниками. Откупив известное пространство леса и тщательно осмотрев его, лесопромышленник нанимает местных крестьян рубить лес. По сортам на дрова, с платою за каждый вырубленный сажень от 25-45 копеек; строевой лес рубится по особой цене; там же местами распиливается тёс на доски. Рабочий люд охотно берётся за эту работу, во-первых, потому что он считает её домашнею работаю, т.е. места рубки поблизости от деревни; он работает в то время, когда в доме по крестьянству у него другой работы нет, и еще потому, что хозяин (так они зовут лесопромышленника или его приказчика) кроме того, что даст вперед деньги на уплату повинностей, выдает при расчетах, которые бывают во время приёмки работ, лишние пятачки не в счет условленной платы на выпивку, «вот мол вам ребята, пейте на здоровье, только смотрите: рубить хорошо и выкладывать сажен плотнее»! Получив расчетные деньги с добавочными пятачками на выпивку, рабочие отправляются гурьбой в кабачок, где к даровому стакану водки прибавляют ещё несколько своих трудовых грошей… и, напившись до пьяна, идут по домам с песнями. На утро просыпается рабочий. Голова болит, нужно опохмелиться, хвать, в кармане пусто. Догадливая баба поняла, что муж загулял после расчёта и успела прибрать все оставшиеся деньги к себе, но это не мешает рабочему опохмелиться. Почесав затылок, он идёт в кабак, берет у доброго кабатчика стакан другой в долг до первого расчётного дня и отправляется на работу как ни в чём не бывало. Строевой лес и дрова, по мере заготовки, вывозятся по просекам к берегу реки, и оттуда по Желче к Чудскому озеру в Псков и Дерпт. Лес отправляется на ладьях и сплавными плотами. Последние сопровождаются рабочими только до устья озера, а оттуда тянет их прибывший для этого пароход... Ладейщики покупают иногда у лесопромышленников заготовленный материал на месте и сами отвозят его для продажи туда, где цены выше на лесной материал, но большею частью они нанимаются у лесопромышленников с платою за провоз от 50-90 к. за сажень дров, а за строевой лес смотря по длине и качеству его, с загрузкою и выгрузкою на месте. Ладья подымает до 120 сажень дров или 400 толстых бревен. Сроков на поставку леса по назначению не существует, так как это зависит от погоды и тишины на озере. Несчастные случаи бывают очень редко, потому что ладейщики, привыкшие к воде и измерившие пространства озера по всем направлениям, довольно искусно управляют своими судами. Ладейщики занимаются этим промыслом собственно в то время, когда по закону запрещается рыбная ловля в Чудском озере. Рабочий-рубщик зарабатывает в день 40-60 к., рабочий с лошадью 70-90 к. Ладейщик, свозивший лес несколько раз, возвращается домой с сотнями рублей чистого барыша, а больше всех зарабатывает лесопромышленник.».
Среди лесопромышленников уже в первой половине века выделялся крестьянин деревни Скамья Федор Леонтьев Громов. Был ли он основателем торговой династии или капитал был сколочен до него - сложно сказать. Но ворочал он делами с масштабом и надо думать не всегда честно. Об этом можно судить по ряду дел, которые сохранились в архивах, это «обнасение его убийственной хулою» крестьянином Савельем Авдеевым из Сыренца (подробнее на этой странице), «неудовлетворение за проданный лес иностранцу А. Шутенбаху», «остановке леса в гонке по реке Плюсе», «о взыскании 3985 руб. 20 коп. ассиг.» (весьма значительная для того времени сумма!). Последнее дело, связанное с этим Громовым, заведено в 1849 г. «Об учреждении опеки над имением крестьян д. Скамьи Громовых, по случаю смерти Федора Леонтьева и оставшегося малолетнего сына Ивана».
Ежегодно по реке Нарове в конце века сплавлялось около 14000 бревен. Дров же перевозилось около 5000 куб. сажень, которые шли на Нарвские фабрики.
Середина этого века - поистине золотой век для водного транспорта. Нарождающееся промышленное производство требовало перевозки грузов во всё больших масштабах. Железная дорога между Дерптом и Тапа появилась в 1876 г., а между Псковом и Нарвой появилась только в начале XX-го века и следовательно другой альтернативы озерно-речному судоходству не было.
В виду особенностей реки Наровы (пороги, быстрое течение и местами малая глубина) транспортировка грузов по озеру и по реке вниз до Нарвы, всегда должна была осуществляться на судах разного типа. По озеру ходили большие ладьи (как правило, беспалубные), а по реке значительно более меньшего размера баржи, бударки и полубударки. Перевалка груза с озерного судна на речное проходила обычно около Сыренца. Подробнее о судоходстве по Нарове и Чудскому озеру читайте на этой странице сайта.
По данным «Памятной книги С-Петербургской губ., 1884 г.» такса судорабочих составляла шкиперу 1 рубль (на хозяйских харчах) и 1 р 35 к. (на своих), судорабочим, считая в т.ч. и коренным 50 копеек или 75 копеек (опять в зависимости от харчей). Согласно книги Будько «Северная Гдовщина» малые суда могли перевезти от 20 до 50 (редко 70) куб. саженей т.н. 3-четвертных дров. На большие суда вмещалось до 150 куб. саженей дров большего размера (12-вершковых). В 1886 г. большие суда имелись: в Омуте - 2, Переволоке - 3, Куйкином Береге - 1, Скамье и Ямах - несколько. Малых судов (вместимостью от 1000 до 3000 пудов) имелось до 15 единиц. Другие сведения на эту тему приведены на этой странице.
В деревне Омут существовал промысел проводки судов по речной быстрине на протяжении 7 верст. Для этого набирались артели крестьян с лошадьми. Груз, его часть, перекладывался на лодки грузоподъемностью 300-400 пудов. И лодки, и суда, порой до 4000 пудов грузоподъемности, тянулись канатами и т.н. «тростом» — скруткой из канатов. Задействовали от 12 до 30 лошадей одновременно. Крестьяне за проводку получали до 1 рубля. Проводок бывало и по две в день. Бывали же дни без проводок. В случае проводки судна прибывать на место надо было незамедлительно. Четверть выручаемой суммы от проводки получали артельщики. Суммы денег бывали от 12 до 35 рублей за проводку.
В продолжении темы, статья из газеты «Еженедельник» 1874 под названием «Промыслы крестьян села Скамья» (выписку предоставил Дубов В. Е.): «Скамья село при истоке реки Наровы из Чудского озера. Эти два водных пути дают возможность жителям, как села Скамья, так и села Сыренца вести торговые сношения со всеми городами посредством судоходства. Жители имеют собственных лодок более 100, на этих лодках они отправляют соль и сельдь в Дерпт, и оттуда в обратный путь, везут в город Нарву лён и хлеб. На каждую лодку требуется от 3 до 5 человек, кроме рабочих, необходимых при погрузке и выгрузке судна. Лес отправляется плотами и на барках. Дрова рубят в прибрежных лесных дачах лесопромышленники посредством найма рабочих из местных крестьян.
… Вообще труд этот вполне вознаграждает трудолюбивых промышленников и рабочих людей. Зимою в селе заметно движение народа больше, чем летом, в это время каждый сидит без дела, с нетерпением ожидая открытия весны. С наступлением весны народ оживает. Каждый, кто имеет судно, начинает приводить его в порядок и, закупая товар. или отыскивая у других работу, готовится к отъезду. Оживятся в это время и местные кабаки, в которые рабочий люд заходит, идя на работу и оттуда, выпить… С открытием весны, народ работает без усталости под присмотром хозяев, и наконец, убравшись со всем, отправляется кто куда на лодках, весело напевая, при попутном ветре, сидя на палубе, прощальную песню. Хлебопечением жители почти вовсе не занимаются. Живут чисто и опрятно. Не встречаясь с крайностями. не имеющие судна, занимаются рыболовством, скупом рыбы. Главный лов у них считается угревой в р. Нарове, для чего в известных местах на реке ставятся заколы. Места лова для угров берутся с арендной платой у обоих берегов Скамейский, Сыренский за большие деньги. Заколами запружают всю ширину реки, оставляя там на середине известное пространство для прохода судов и лодок. Заколы эти не достигают грунта земли и ставятся не более как на половину глубины реки. Самый угревый лов бывает летом в июле или в августе. Чем жарче лето, тем лов бывает лучше. Угры ловятся в день до 200 штук ...».
Теме рыбной ловли на реке на сайте посвящена страница о рыбалке и частично река Нарова.
Угреловные заколы
За рыбный промысел в Чудском озере в XIX в. оброк не брался. С эстонской стороны на 3 версты вглубь озера рыбная ловля считалась помещичьей. На озере Самро говорили: «Рыба - дар Божий» (там лов тоже был общинный). Существовала поговорка: «Чудское озеро кормит округу на 200 верст, а Самро - на 50».
В архивном деле 1848 года рассказано об одном драматическом эпизоде, передающем удивительные подробности тогдашней жизни в Сыренце и Скамье. История была следующая: один из жителей Сыренца Петр Полиертов Стрелкин отправился на ладьи, или, точнее, было написано ладейки, в Дерпт с грузом тёса. Уменьшительное форма применительно к данному плавательному средству, вероятно, означала, что размерами оно было меньше обычного. Примерно через 2 недели «в благополучную погоду и в тихое время» он возвратился, но «не поспев прибыть к своему дому» где-то в начале деревни ему сообщили, что дома у него далеко не всё в порядке. Пётр от страха бросил свою ладейку «по выше угревых заколов расстоянием не близко на якорь». Видимо, у самого истока из озера, хотя следовало бы пройти ниже, миновав многочисленные угревые сежи, которые практически полностью перекрывали реку с обоих берегов, оставляя лишь узкий проход для судоходства. Дома Пётр обнаружил, что от холеры умерли его отец, согласно записи в метрической книге Полиевкт Исаков умер 3.07.1848 г., сестра-девица Агриппина 42 лет, представилась на следующий день и 5-го числа умер брат Фёдор в возрасте 34 лет. Фёдор и был хозяином ладейки. Эпидемия началась внезапно и, когда Петр отплывал, её не было и в помине. Понятно, что убитому горем Петру было не до оставленного судна. Вдруг (в документах точно указано, что через 5 часов) «нашла туча и поднелся большей вихрь, налетел ветер» - ладью сорвало с якоря и втащило в угревые заколы на правом берегу, изрядно повредив их. Эти заколы или сежи принадлежали жителям Исада Скамьи Ивану Артемьеву Чернову и Назару Иванову (о втором хозяине потом больше почему-то не вспоминали), которые, обнаружив такой для себя разор, захватили в качестве залога ладейку. Кстати, стоимость этого судна оценивалась в 1000 руб. ассигнациями -- весьма значительную сумму для того времени. Кроме того, жителям Скамьи в качестве «трофеев» досталось снаряжение - якорь, канат и парус, а вместе с ними и находившийся на судне груз зерна. Зерновые были перемерены при свидетелях - получилось 13 четвертей ржи и 5 четвертей ячменя (если принять 1 четверть за 8 пудов, получается, что было на борту было 1664 кг ржи и 640 кг ячменя). «Все сие по взятии ладейки находилось под присмотром в амбаре у крестьянина Чернова».
На этом беды для самого Петра, в принципе закончились -- он сам заболел и 12 июля также умер от холеры. На следующий день умер еще один его брат Корнылий 38 лет. В одночасье семья потеряла пятеро взрослых людей и в живых осталась только жена Фёдора с двумя малолетними детьми, при этом она была беременной и с апреля месяца болела лихорадкой.
Скамейские жители, точнее один Артемий Чернов, представили «калькуляцию» нанесенного значительного убытку. Было испорчено 5 волоков на 3 руб. 57 коп. серебром и рисуев на 4 руб. 28 коп. Для восстановления самих заколов ушло 21 дерево крупного леса стоимостью 6 руб. и 32 мелкого дерева, ценою 4 руб. 57 коп. серебром. Были наняты люди для постановки сежи, за что им было заплачено 25 руб. Самое главное, что Чернов потерял 8 суток ловли, по его представлению в каждые сутки он «не доловил» по 50 угрей, итого 400 угрей на сумму 114 руб. 28 коп. Общая стоимость ущерба 157 руб. 70 коп. Как он всё это подсчитывал, особенно улов, это надо оставить на его совести. Данная сумма была представлена вдове владельца ладейки. Впрочем, оказалось, что у ладьи был еще совладелец Андрей Власов (написано товарищ, т.е. у них с Фёдором было своеобразное паевое товарищество), который вроде бы был ни в чем не виноват, но остался без куска хлеба. Понятно, что со стороны сыренских последовало яростное несогласие с предоставленной суммой ущерба, «по ложному и несправедливому показанию». В результате, Выскатской волостной конторой было предписано, ладью отдать под расписку Сыренскому старосте, а вопрос с возмещением решить миролюбиво. Консенсус был достигнут тогда, когда Чернов уменьшил свои аппетиты вдвое и удовлетворился тем зерном, которое ему досталось вместе с ладьей. И даже великодушно отдал вдове с сиротами одну четверть ржи. Вопрос окончательно был улажен только в октябре. Ладейка вернулась в Сыренец, три самых ходовых месяца находясь в простое, или как было указано без промышленности.
Эпидемия же холеры продлилась до начала августа, унеся жизни около 50 человек, при обычной смертности 6-7 человек в месяц. Часто можно встретить упоминания об эпидемии холеры в Скамье и чудесном спасении от неё в 1845 году. Эта дата ошибочна, просто перепутали рукописные 5 и 8. Скамья и Сыренец были очень тесно связаны друг с другом, а в 1845 году в Сыренце не замечено ни одно умершего от холеры (подробнее на эту тему на этой странице). В метриках Ольгина Креста записано только трое умерших от холеры в 1848 году (все из одной семьи в д. Черна Эстляндской губ.). Но в тоже время там скончались 15 взрослых «от лихорадки». Вполне возможно, что и они были жертвами эпидемии холеры, но священник решил не «нагнетать» панику среди населения.
Следующая эпидемия холеры пришлась на август 1853 года, тогда в Кресто-Ольгинском приходе умерло по той же причине 28 человек, а в Сырененком приходе скончались 40 жителей разных деревень. В Скамье в тот год от холеры не было умерших от холеры.
Продолжая холерную тему, есть смысл подробно освятить вспышку болезни, случившуюся в 1894 году. Приводимые сведения опираются, главным образом, на статью, опубликованную во «Временник Эстляндской губернии» 1895 г. Рыбаки Посада Черный (Муствеэ), возвращаясь домой из Кронштадта, 12 июня сделали остановки в Сыренце. Один из них уже был болен к этому времени. В день отъезда рыбаков, заболело две крестьянки, одна из которых занималась нищенством и ходила от дома к дому. К 28 июня насчитывалось 14 заболевших, из которых 9 умерло. Смертельный исход следовал быстро, как правило, на второй-третий день. После этого холера появилась в Верхнем Селе, где до 4 июля заболело 15, из которых скончалось 9 человек. В Князь селе умер один человек, в Ямах и Кароль значительных размеров холера не приняла. Эпидемия быстро потухла и к началу июля больных в Эстляндии уже не было. В какой-то мере прекращению эпидемии способствовал летучий санитарный отряд, имеющий в своем составе врача, фельдшера и сестер милосердия и сестру из Пюхтицкого монастыря. Этот отряд был снабжен достаточным количеством медикаментов и дезинфицирующих средств. На правом берегу Наровы, согласно метрик, в Омуте было 2 умерших от холеры, в Дюк-Переволоке -- одна девочка 3-х лет, в Кондушах - 2, в Скамье - 2. Последний случай смерти от холеры был зафиксирован 5 августа (Именно об этой эпидемии вспоминает А. М. Кузнецов).
В газете «Гдовско-Ямбурский Листок» 1872 году замечательно описан быт рыбаков на озере, в частности, из Скамьи и Сыренца: «Чудские рыбаки составляют между собою по согласию артели без определенного срока существования. Во время зимы артели состоят из 12 человек и из 6 лошадей, а во время лета – из 7 человек и 2 лошадей, из которых одна называется «довозица», а другая – «подъездница»: на первой находится невод со всеми принадлежностями и 4 человека, на последней – 3 человека. Каждый член артели должен иметь собственное тенето, которые соединяясь с другими тенетами, образует крыло невода; самая же метка невода (средина) покупается всеми участвующими в артели, ценою от 85 до 100 руб. Такой невод составляет собственность всей артели.
Артель избирает из своей среды одного более сведующего в рыболовстве и знающего места на озере. Этот избранный артелью зовётся «жердник». Лошадей члены артели выставляли поочерёдно, одни за другим по неделе. Артель отправлялась на промысел по понедельникам с утра, вёрст за 20 и более от берега, захватив с собою съестные припасы на корм лошадей на 6 дней. С наступлением зимы, в назначенный жердником день, каждый член артели должен доставить к нему свое тенето, из которых общим их трудом приделываются к матке крылья невода; затем, рыбаки вывозят на озеро лубья (из бересты) и ставят их там, где укажет жердник. Помолившись предварительно о ниспослании свыше благополучия, рыбаки принимаются за свой отчаянный промысел. Во время пребывания на озере, рыбаки едят: хлеб – свой, а приварок приготавливается на устроенных в лубьях из кирпичей очагах, - артельно. Рыбаки пищу варят по окончании лова. Они не гонятся за вкусом, а лишь бы было горячо; да и до вкусов ли им, в самом деле, когда воротившись в лубья голодными, они только начинают варить себе пищу. Ночью они спят там же вокруг огня на соломе.
Каждый член артели носит название по роду отправляемых им обязанностей при рыбной ловле, как то: два человека завутся жердниками, один из них старший, а другой младший, два человека – подавальщиками, два человека – теглецами, а остальные 6 человек – пехлецами.
Старший жердник отыскивает места на озере, где производить лов, управляет всеми работами и артелью, осматривает исправность рыбных снарядов и, в случае порчи, заставляет их чинить, продает добычу и делит деньги, а иногда и добычу поровну всем членам артель. Младший жердник, в присутствии старшего исполняет его приказания, а в отсутствие старшего – заступает его место. Подавальщики подают невод, когда его опускают в воду и принимают его на свои руки по окончании лова. Теглецы – тянут невод из воды. Пехлецы, по указанию жердевика рубят лед и ставят лубьи.
Летом, осенью и весной лов рыбы производится на 2-х лодках, на одной из них находиться 4 человека – кормщик, два гребца и бросальщик (который бросает невод в воду); а на другой лодке 3 человека, которые тянут невод из воды. Артелью и работами управляет кормщик на правах жердевика.
Когда лед на озере начинает растаивать, рыбаки свозят лубьи на берег и каждый член артели берет свои тенета к себе, оставляя матку у жердевика... Лов рыбы происходит 4 дня и ночи. По субботам, к ночи, артель возвращается домой и воскресный день каждый отдыхает у себя дома.
Лов рыбы на лодках неводом происходит преимущественно осенью и весною; летом же ловят рыбу клещинцами, сетями и удочками ...».
Лубья -- рыбацкий домик
Другой номер той же газеты 1872 г.: «В озерах Чудском и Псковском ловится много рыбы, а преимущественно ловятся окуни, ерши, сиги, щуки, плотва, ряпушка, судаки, лещи и снетки. Рыба ловится неводами. Крыло невода для ловли снетков доходит длиною до 200 сажень, а крыло невода для ловли прочей рыбы – до 100 сажень. Сети для крыльев неводов изготовляются местными жителями, а мотки для сетей покупаются в Тверской губернии, Осташевском уезде.... Ловля рыбы бывает весною – во время нероста ряпушки и сига, осенью и зимою. Рыболовы, во время зимы, вывозят на озера «лубья», т.е. домики, сделанные из бересты, которая прибита к жердевому остову. Эти «лубья» рыболовы ставят на лед озера и проводят в них всю зиму, пока продолжается лов рыбы. Во время зимы ловля рыбы сопряжена со многими трудностями: для выкидывания в озеро сетей рыболовы прорубают во льду несколько отверстий, чрез которыя, посредством длинных шестов (жердей), продевают невод и опускают его под лед; а там, где рыболовы вынимают опущенный невод, они делают прорубь весьма большую. Ловля рыбы производится артелями. К каждому снетковому неводу собирается артель из 24-х человек, с 12-тью лошадьми. Для ловли прочей рыбы, т.е. для малаго невода, артель собирается из 12-ти человек с 3-мя или 4-мя лошадьми. Во всякой артели избирается «жердник». Избранный артелью «жердник», во время ловли, распоряжается как артелью, так и всеми работами. Добыча делится по ровну между всеми членами, составляющими артель. Большая часть рыбы вылавливаемой в озерах Чудском и Псковском, вывозится из пределов уезда. Рыба скупается на месте ловли мелкими торговцами, которые продают ее в Петербурге, Нарве, в уездах Лужским и Порховском, а некоторая часть рыбы, особенно щуки, отправляется для продажи в западныя губернии и Царство Польское. Количество свежей рыбы, вывозимой из Гдовскаго уезда ... нужно считать до 20000 пуд. Меньшая часть рыбы ... сушится или солится на месте. Снеток сушатся с солью, которая привозится из Нарвы. Настоящих рыбных заводов в уезде нет; но печей для сушки снетков, в разных селениях уезда ... насчитывается до 13-ти, на которых ежегодно высушивается до 2000 пуд снетков. Сиги и ряпушки солятся для продажи в небольшом количестве. В бочку кладется от 150 до 200 штук сигов и от 2 ½ до 5-ти тысяч ряпушки. Высшая цена бочки сигов доходит до 15 рублей, а бочки ряпушки до 8 рублей ...».
Не всё так хорошо было в этом промысле, вот что писал в продолжении выше написанному В. Заутин старшина села Сыренец Вихтизби в 1872 г.: «В №7-м «Гдовско-Ямбургского листка», на странице 10-й, я прочел, что на Чудском и Псковском озерах рыбы ловится много. Не могу, по неимению на то данных, оспаривать этого; но положительно утверждаю, что рыбы, в особенности крупной, прежде ловилось больше, что могло-бы быть и ныне, еслиб не было причин, сильно содействующих уменьшению крупной рыбы в вышеназванных озерах. Вот на эти-то причины я и хочу указать вашим читателям...
Во время летних, тихих и жарких дней, к берегам озер, почти на самую сушу, прибывает несметное количество мелкой (иная небольше овсянаго зерна) рыбки (в роде: «сеголевки», «хохлевка» и «окутка»). Наши глупые крестьянские ребята черпают такую рыбу решетами, подолом рубахи и проч., вываливая ее затем на берег, или бросая куда ни попало, так как к употреблению в пищу эта рыба не годится. Много, очень много истребляется таким образом мелкой рыбы, из которой со временем могла-бы вырасти и крупная!
За сим, сами рыбаки придумали не мало средств для истребления мелкой и только-что подрастающей рыбы. У многих рыбаков существует, например, в числе снарядов для рыбной ловли, «тонкий запас», известный более под названием «обмета», которым, летом, огораживают в озере известное пространство – на полверсты и более. При этом рыбаки ботами, колотушками, железными кольцами, вдетыми одно на другое, производят такой шум-трезвон, что бедная рыба, ошеломленная, не зная в какую сторону броситься, чаще всего попадает в обметныя сети, и потом, по случаю жаркаго времени, продается весьма дешево; мелкая-же, или только-что подрастающая рыбка выбрасывается на берегу. Зимою, для уничтожения мелкого «окутка» и разогнания крупной рыбы, у крестьян-рыбаков имеются в запасе «мутники», известные всем прибрежным жителям озер Чудскаго и Псковскаго. «Мутники», сами по себе, не велики; но к ним прикрепляются, в виде крыльев из веревок с сетями, гужи, которые, по своей длине, расширяют иногда тоню на целую версту. Эти гужи касаются дна озера, как-бы стараясь достать рыбку из ила и грязи. На всем пространстве тони вода делается при этом мутною, и от этой-то мутной воды даже в малую матню сети рыба попадает в громадном количестве; в особенности попадает много мелкого «окутка».
Старики наши рассказывают, что прежде не было в употреблении ни колотушек, ни мутников, и мелкой рыбы не ловили вовсе рыбаки. Но крупной рыбы ловилось гораздо больше и рыбаки жили богаче и достаточнее. Следовательно, необходимо подумать о средствах к устранению тех причин, на которыя я указал, как на содействующие уменьшению крупной рыбы в озерах Чудском и Псковском. Необходимо воспретить, под строгою ответственностию, употребление рыболовами разных вредных рыболовных снарядов, в роде указанных нами выше, и других для указания нашим рыболовам более или менее правильной и разумной ловли, давно уже существуют правила; но крестьянам они неизвестны. Необходимо составить самые простые и ясныя правила и написать их на досках столба, поставленного на площади каждаго села, дабы крестьяне-рыболовы в состоянии были заучить наизусть эти правила и не могли, как ныне, отговариваться неведением закона... 8-го марта 1872 г. В. Заутин.».
В 1892 году ежегодный улов в селе Сыренец определялся: налимов 6000 пудов, щук 30000 пудов, угрей 8000 пудов и разной другой рыбы 50000 пудов. В селе Скамья вылавливали налимов 7000 пудов, щук 35000 пудов, другой рыбы до 60000 пудов. Почему-то объем угревой ловли тут не был указан. В Верхнем Селе добывали щук 15000 пудов и остальной рыбы 25000 пудов.
В зимнее время года, когда количество крестьянский работ было минимальным, значительная часть мужского населения деревень отправлялась на отхожий промысел. Большая часть была задействована на лесозаготовках. Наиболее же мастеровитые отправлялись на заработки в города. Главным потребителем рабочей силы была столица Российской империи - Санкт-Петербург. Кроме того, отправлялись на заработок в Нарву, Ревель и в другие городах. Основная часть была занята в различных строительных работах, занимались укладкой мостовых, работали кровельщиками, жестянщиками, плотниками, столярами и прочее. Отхожий промысел был способ поправить материальное положение семьи и часто, учитывая малый доход от сельского хозяйства, единственная возможность выжить.
В «Памятной книжке С-Петербургской губернии» за 1884 г. приводятся данные по наиболее значимым производственным заведениям по состоянию на 1881 год. На это время в Скамье имелось 6 кожевенных заводов: Петра Калашникова (2 работника), Ефима Любомудрова (7 раб.), Ивана Любомудрова (2 раб.), Семена Любомудрова (2 раб.), Анны Прусаковой (2 раб.) и Михаила Прусакова (2 раб.). Указано, что употребляются следующие материалы: кора, известь и кожа. Продукция сбывалась в Санкт-Петербурге, Нарве и Дерпте. Выделывалось в это время примерно 14000 пудов кож. Чуть позднее «Указатель фабрик и заводов Европейской России, 1887 г.», использующий данные за 1884 г. приводит более полные сведения о Скамейских кожзаводах, заметны и изменения: Любомудровы Ефим и Вас. Прох., купцы, завод учрежден в 1870 г., в год выделывалось 5300 кож, оборот 28000 руб., 8 работников; Любомудров Ив.Фадеев., мещанин, основано в 1839 г., 1300 кож, оборот 7000 руб., 2 работника; Прусакова Анна Никол., купчиха, завод основан в 1833 г., 1750 кож, 6000 руб., 3 работника; Любомудров Сем. Фад., мещанин, завод учрежден в 1834 году, 1750 кож, 6000 руб., 3 раб.; Калашниковы Петр И Ив. Степ., мещанин, с 1872 г., 10000 кож, 50000 руб., 4 чел. В той же книге можно найти сведения по кожевенным заводам в Сыренце: Абрамовы Ал-ндр и Ив. Андр., крестьяне, предприятие учреждено с 1868 г., выработка 6200 кож, 28000 руб., работало 10 человек; Махов Ив. Ив., крестьянин, с 1874 г., 2000 кож, 9000 руб., 4 работника; Махов Ив. Степ., крестьянин, с 1871 г., 1000 кож, 7000 руб., 4 работника; Махов Пав. Степ., крестьянин, с 1881 г., 1000 кож, 6000 руб., 3 работника. Практически в это же время «Справочная книга Эстляндской губ. 1890 г.» сообщает о 5 кожевенных заводах при с. Сыренце: Махова, Абрамова, Махова (другого), Абрамовых и Заутиных. Общий объем оценивался в 15000 пудов кож. В архивных источниках упоминаются 2 кожзавода в Верхнем Селе с объемом продукции 8000 пудов кож в год. В «Памятной книге Эстляндской губернии 1896 года» есть запись о кожевенных заводах Александра и Ивана Абрамовых, оборот 19575 руб., 8 рабочих; Прокопия Махова, 4500 руб., 3 работника; Дмитрия Махова 4120 руб., 3 работника.
В Сыренце, Скамье, а также в Ямах, к концу века насчитывалось около 50 сапожных мастерских. Считалось, что каждая могла выработать по 500 пар в год, с общим количеством 25000 пар. Главными потребителями продукции были местные рыбаки. Кроме того, сапоги развозились по ярмаркам в города Нарвы, Везенберг (Раквере) и Ревель. Название «сыренские» сапоги, славившиеся свои качеством на всю округу.
Развитие кожевенного и сапожного промысла в этих двух сёлах, а также в Ямах стало следствием значительного уменьшения в перевозки грузом по реке Нарове и Чудском озере. Значительная часть населения потеряла средства к пропитанию и вынуждена была переквалифицироваться в другие специальности. Наиболее удачно на тот момент это произошло с выделкой кожей и изготовлением сапог , главным образом, для нужд рыбаков.
В Сыренце и Скамье было 5 гончарных заведения, выделывающих глиняную посуду и другие изделия. Ежегодно производилось 4620 пудов товара. Главным образом отправляли в Нарву и другие деревни.
В 1889 году на весь уезд была одна больница в Гдове -- 4 врача, одна аптека. В то же время в Нарве (тогда это был заштатный город), было 2 аптеки (провизоров Циммермана и Лихсингера). Позднее появилась аптека в Скамье.
В любой литературе можно найти описание беспробудного пьянства русского народа и крестьянства в особенности. Сложно измерить и оценить меры выпитого, но посмотрим на это со стороны последствий употребления. Согласно «Памятной книжке С-Петербургской губернии» 1882 г. на весь Гдовский уезд произошло 2 смертоубийства, от пьянства умерло 22 человека, найдено мертвых тел -- 6, замерз -- 1, умерло от других случайных причин -- 12. Население Гдовского уезда в то время составляло почти 125 тыс. Чтобы не складывалось впечатление, что этот год был особенным, приведем данные за 1884 год. Те же 2 смертоубийства и 8 умерших от пьянства. Интересно, а какова нынешняя статистика в регионе? К слову, питейные заведения, а точнее корчмы были в селе Сыренце (с начала века), в деревне Низы, находящейся на почтовом тракте, в Городёнке и, вероятно, в Скамье.
В середине XIX века в городе Нарве два раза в год 9-28 февраля и 9-23 июля проводились торговые ярмарки, где крестьяне могли сбыть избыток своих продуктов или изделия промыслов. Товары, привозимые на ярмарки, состояли обыкновенно из хлеба, разных съестных запасов, домашнего скота и крестьянских лошадей, простого сукна, ситца, холста, товаров из кожи, металлических изделий, земледельческих орудий, глиняной посуды, сбруи, веревок и других предметов необходимых для крестьянского быта. На зимнюю ярмарку товары из ближайших принаровских деревень, например, Усть-Жердянки, свозились на санях по льду реки. «Гдовско-Ямбурский Листок» 1872 г. описывал ярмарку в Нарве с 7 по 9 февраля: «Главным предметом торговли на Нарвских ярмарках составляют лошади; а потому их, по всей справедливости, можно назвать конными ярмарками. Само собою разумеется, что торговля конями без цыган не обходится нигде. А потому и в Нарве, в эту пору, появляются цыгане, как знатоки своего дела по части мены и продажи коней, а отчасти – и как конокрады. Кроме цыган, большинство торгующего лошадьми люда составляют эсты из соседних мест. Русских торговцев было мало. Конечно, бывают на ярмарке и рассеянные по всему лицу земли евреи, но продажею и меною лошадей они не занимаются. В настоящем году, было приведено на ярмарку до 200 лошадей. Все они были эстляндской породы. Ценность их простиралась от 10 до 200 р. за штуку. Сколько продано лошадей и сколько обменено, и на какую сумму простирался оборот по этой ветви торговли, - это трудно узнать; потому что торговцы настоящей меры не сказывают. А потому я и не решаюсь поставить цифру оборота торговли даже приблизительно. Рогатого скота на нынешней ярмарке было очень мало: всего три коровы, один бычок и один баран. За одну корову просили 35 р., а за других двух – по 25 р., за барана же – 3 р. 50 к.
В настоящую ярмарку много продавалось книг. Вязниковские (офени) ходебщики привезли их на 1300 р.; и если верить их показаниям, - почти половину книг они распродали. Книги были дешевые. Некоторые из них продавались и по копейке. Большинство книг было религиозно-нравственного содержания: Евангелие, Псалтырь в русском переводе, «Первая молитва Джезики», «Маша или чудный сон» и пр.
Продавались и иконы: Спасителя, Божией Матери, Николая Чудотворца и других святых, наиболее чествуемых нашим народом. Были и разные картины, которые крестьяне любят развешивать по стенам своих изб.
Кроме лошадей, книг, икон и картин продавалась нашими местными евреями жестяная посуда: кружки, кофейники, ночники и пр. Явился на ярмарку и один наш местный торговец щетками и привез товару на 20 р. Такова была нынешняя февральская ярмарка в Нарве!».
Свои трехдневные ярмарки устраивались в Сыренце с 1872 года два раза в год: 15 марта и 1 декабря. В Ольгином Кресте ярмарка тогда проводилась 29 июня.
К середине XIX-го века Нарва был бурно развивающимся промышленным городом, основой которой была текстильная промышленность, использующая для ткацких машин силу воды реки Нарова. На правом берегу была фабрика Штиглица, где в 1860 году работало 1715 человек. На острове Кренгольм, а затем и левом берегу началось строительство Кренгольмской мануфактуры. К 1872 году на фабриках работало уже 6 тыс. рабочих. Основной приток рабочей силы был из принаровских деревень, главным образом, молодежь потянулась из родных мест в город. Условия труда на фабриках были очень тяжелые, но всё-таки они не шли ни в какое сравнение с трудностями и неопределенностью крестьянского труда. Кроме того, людей привлекала достаточно широко развитая для того времени система социальной поддержки. Фабрика имела свои казармы, школу, ясли, свою баня, магазины с фиксированными ценами, телеграф-почту, православные церкви и лютеранскую кирху. Кренгольмская мануфактура представляла собой как бы самостоятельный город, вплоть до собственного полицейского участка. Кроме непосредственного труда на фабриках, она давали работу жителям многих окрестных деревень, например, через поставку дров, чем, в частности, занимались жители деревни Переволок и других принаровских деревень.
В 1891 году семь деревень: Верхнее Село, Князь-Село, Смольницы - Паггарской волости, Кароль из Террефереской волости, Овсово и Соски Алакферской волости и Немецкие Переволоки из волости Малой Сольдины, образовали собственную волость - Верхнесельскую. Первым старшиной стал Никита Ельцов (Верхнее Село). Забегая вперед, эта административная единица просуществовала весьма недолго, и в 1922 году вышеперечисленные деревни вошли в состав Васкнарвской (Сыренецкой) волости.